"Гроза" в зените - Антон Первушин Страница 4

Наверное, Скворешников со временем превратился бы в классического чудака из глубинки, которого жалеют близкие и сторонятся дальние, которого не понимают и от общества которого спешат избавиться. Однако Мэлу повезло ― он нашел точку опоры, с нее началось его быстрое восхождение к небу.

Жизнь состоит из бесчисленного количества мелких событий, каждое из которых по отдельности не имеет особого смысла, но в совокупности они зачастую обретают ореол поучительного примера, дающего стороннему наблюдателю возможность выносить оценки пройденному человеком пути.

К тринадцати годам жизненный багаж Мэла был сравнительно невелик, но потом произошло незначительное на первый взгляд событие, которое придало его биографии новое качество, на годы вперед определив главный вектор и смыслы.

Ближе к лету классная вызвала Скворешникова на разговор. «Мэл, ты совсем не участвуешь в делах пионерской дружины, ― безапелляционно заявила она. ― Надо бы подтянуть показатели. Ты в лагерь со всеми едешь или дома остаешься?» Скворешников нехотя признался, что остается дома. Мать даже не пожелала обсуждать этот вопрос ― похоже, с летними пионерскими лагерями у нее были связаны не самые приятные воспоминания. «Тогда вот что, ― сказала Аква Матвеевна. ― Наша дружина взяла шефство над десятью ветеранами войны. Семерых девочки уже обошли, трое еще осталось. Твоя задача, Мэл, навестить их. Они живут в частных домах на Коровинской улице, вот адреса. Богданов, Тихонов, Стопарь. Сообщишь, что наша дружина взяла шефство над ними. Спросишь, не нужна ли им какая-нибудь помощь. Ну и так далее». Что именно «так далее», классная пояснить не удосужилась, и Мэлу пришлось полагаться на собственную способность к импровизации.

На следующий день, позавтракав, надев школьную форму и красный галстук, Мэл отправился по указанным в записке адресам. Начал он с Тихонова, который жил ближе всего, если идти со стороны Березуевки.

Тихонов оказался живеньким толстеньким старичком ― краснощеким и с венчиком седых волос, обрамляющих куполообразную лысину. Жил он в большом трехэтажном доме, причем, похоже, весь дом принадлежал ему одному. Обихаживала ветерана некая молодка: Скворешников так и не разобрался, кем она ему приходится: дочерью, внучкой или неравной по возрасту женой. Едва заслышав о цели визита, Тихонов услал молодку варить борщ, а сам подвел Мэла к платяному шкафу, в котором, как выяснилось, хранился парадный ветеранский мундир со всеми наградами. Медалей и орденов было так много, что Скворешников усомнился, а можно ли такой мундир носить ― не согнется ли носитель под тяжестью. «Эх ты, молодежь!» ― сказал Тихонов, снял мундир с плечиков и легко так, звеня медалями и ничуть не смущаясь постороннего, переоделся. Мэл убедился, что мундир сидит на старике как влитой, а награды совсем не мешают при ходьбе и к полу не гнут. Внимание сразу привлек один огромный и красивый орден ― с большими лучами, чьим-то портретом и стилизованным изображением шпиля кремлевской башни. На вопрос, что это за орден, ветеран объяснил, что это орден Кутузова третьей степени, и получил он его за Париж, за захват силами подчиненной роты вокзала Аустерлиц. После этого Тихонов оживился и начал рассказывать о всяких приключениях, которые он с бойцами претерпел после захвата вокзала: о том, как без единого выстрела пленили местных полицейских; о том, как нашли цистерну с чистейшим спиртом и охраняли ее от посягательств своих же из разведроты, а те ребята отличались крутым нравом, и неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы не вмешательство штабных, которые, в конечном итоге, эту цистерну и прикарманили; о том, как случайно сожгли Национальную библиотеку, здание которой находилось как раз напротив вокзала, пытаясь выкурить из нее отряд легионеров, прорывавшихся из центра французской столицы к ее южным окраинам. Рассказывал Тихонов очень эмоционально, старческое лицо его раскраснелось еще больше, глаза будто светились, он резко отмахивал рукой, живописуя героизм подчиненных ему бойцов и свой личный героизм. Было видно, что делает он это не впервые и сам же получает большое удовольствие, вызывая из забытья причудливые образы прошлого.

«А пойдем, молодежь, я тебе свой архив покажу», ― призвал Тихонов. Они поднялись на второй этаж, где стоял многоярусный книжный стеллаж, подобный библиотечному. Однако на нем совсем не было книг, а лежали толстые папки-скоросшиватели, адреса в хороших коленкоровых переплетах, имелись и красивые дипломы в рамках с подставками. Ветеран снял с полки ближайшую папку, и Мэл увидел, что в ней хранятся пожелтевшие вырезки из периодических изданий: от «Пионерской зорьки» до «Калужской правды». Слегка повысив голос, Тихонов начал зачитывать тексты заметок, посвященных его подвигам и награждениям. Тут Мэл заскучал ― газетный слог всегда быстро утомлял его. Но, чтобы не обижать хорошего человека, достал «левую» тетрадку и сделал вид, будто конспектирует. За что позднее был вознагражден горячим наваристым борщом и новой порцией затейливых рассказов.

После Тихонова юноша почувствовал себя слегка утомившимся, но откладывать остальных ветеранов в долгий ящик не стал, сразу направившись к дому Стопаря, который удачно соседствовал с домом Богданова в конце улицы.

Стопарь обитал в старой, на вид чуть ли не дореволюционной, хибаре. Не обнаружив электрического звонка, Мэл долго стучался в ворота, пока наконец к нему не вышел нескладный, невеликого роста старичок, отличавшийся ухоженной бородкой и мохнатыми бровями, скрадывавшими черты лица. Стопарь выслушал объяснения Мэла, стоя на улице и подозрительно зыркая вокруг.

«Пионэр, значит? ― переспросил ветеран. ― Из пионэрской организации, значит? Ну-ну, заходи, пионэр!»

Мэлу сразу не понравился этот второй ветеран, но делать нечего, и он воспользовался приглашением.

«Ты как, пионэр, один ходишь? ― поинтересовался Стопарь, пропуская Скворешникова вперед себя. ― Никто тебя не подстраховывает?»

Мэл выразил свое недоумение; он не понимал, почему его должен кто-то подстраховывать.

«Время неспокойное, ― сообщил Стопарь. ― Враги кругом. Надо проявлять бдительность, пионэр».

Несмотря на свое более чем странное поведение, ветеран тем не менее усадил Скворешникова за стол на кухне и налил ему стакан чаю с цветками шиповника. После борща у Тихонова чай показался лишним, но приглашение, эта человечная деталь, убедила Мэла, что перед ним нормальный, а то, говорят, некоторые ветераны не в себе от пережитого на войне и встреч с ними следует избегать, по крайней мере если рядом нет взрослых. Это не их вина, конечно, но мало ли что придет контуженому в голову.

«Говоришь, интересно тебе о подвигах послушать?» ― уточнил Стопарь, с прищуром разглядывая подростка.

Мэл подтвердил и достал из портфеля свою тетрадь.

«Ты, значит, записи свои убери, пионэр, ― потребовал ветеран. ― Не для записей рассказываю. Не всё еще можно бумаге доверить».

Скворешников послушался ― уж больно грозный вид был у старика.