Меч Константина - Наталья Иртенина Страница 4

Нет, мне не почудилось. Я вдруг подумал, что сомнения грызут его самого, и эта мысль тупо заныла где-то в груди. Ведь я полностью доверял Вадиму, и значит, его неуверенность — и моя тоже. А на войне с этим нельзя, сомневающихся она выбивает в первую очередь. И я решил забыть о мимолетной ряби.

— Теперь о деле. Выходим, как обычно, за час до рассвета. Кто не выспится, я не виноват. Колодец я проверил. Местному участковому намекнул, что ко мне приедут гости и с утра мы идем в поход на Валдай.

— В какую сторону двинем, командир?

— На месте разберемся.

— Может, сразу на базу? Проверить на всякий случай.

— Я же сказал, по обстановке. А проверить для начала надо ближайшую связную точку. Информацию получить совсем нелишне. Еще вопросы есть?

— Не-а, — ответил за всех Ярослав Премудрый. — Давайте наконец свободно вдохнем сладостный деревенский воздух и задумаемся о вечном, глядя в звездное небо.

— Небо еще синее, Ярик, — сказал Серега. — И что-то я не заметил сладости в здешнем воздухе, благоухающем навозом.

— Ну вот что ты ломаешь мне поэтический настрой, унылый прагматик? — вяло напустился на него Ярослав. Одной рукой он пытался вскрыть вакуумную упаковку колбасной нарезки, и у него это совсем не получалось. Вторая рука была искалечена — не хватало большого пальца. Но вовсе не это мешало ему добраться до колбасы. Он упрямо хотел заполучить ее одной левой.

— Отдай колбасу, ленивец, — покатывались со смеху оба Славы. Они были братья, старшего звали Вячеслав, младшего Владислав, но так как запомнить это из-за их похожести совершенно невозможно, им сочинили общий позывной Двоеслав.

Ярослав охотно сбагрил им упаковку, требующую столько усилий.

— Да, я ленив и не скрываю этого. Больше того, я чту свою лень как величайшую мою добродетель. Ибо если бы я не был ленив, я бы стал профессиональным военным, как того хотели мои почтенные матушка с батюшкой. Организовал бы военный переворот и сделался бы узурпатором. Только моей душе это было бы не на пользу, я думаю.

— Благословен Бог, создавший в помощники человеку его лень, — совершенно серьезно возгласил Богослов и уронил в полный стакан кусок сала.

Кто-то потянул меня за плечо.

— Не слушай их, — зашептал на ухо Фашист. — Они любят ваньку валять. А твой отец был что надо. Крепкий мужик. Если тебе что-то понадобится, обращайся ко мне. С оружием научу обращаться, ну и вообще, по теории. Хочешь, прямо сейчас пойдем, во дворе потренируемся.

— На чем?

— Пока на холодном, огнестрельное будет только завтра.

— Ну пошли.

Я прихватил со стола чей-то складной походный нож, который по всем стандартам не считается даже оружием, пробрался по ногам и рюкзакам к выходу. Фашист ждал меня за углом дома, там когда-то, наверное, были грядки, а сейчас сплошные неровные заросли. Увидев у меня в руке ножик, он фыркнул и тут же, как ошпаренный, отскочил в сторону. Над ухом у него просвистело и воткнулось в стену — клинок вошел в трухлявое дерево избушки почти на дюйм. Фашист очень внимательно посмотрел на нож, потом на меня. Как и Леди Би, он понимал юмор, поэтому не стал причитать на тему того, что я мог его убить.

— Да, вижу, с холодным оружием у тебя все в порядке, — сказал он сиплым голосом.

Мне понравилась его реакция. Я окончательно простил ему «шпендрика».

— Где научился?

— Мой отец был боевой офицер. А что ты хотел мне показать?

— Да так, пару приемчиков. Если ты безоружен, а на тебя нападает амбал с армейским ножом…

Он наклонился, закатал штанину на правой ноге и снял с укрепленного на голени ремня настоящее боевое оружие. Клинок сантиметров шестнадцать, широкий, рукоятка с гардой, кожаные ножны.

— Это «Клык», — с гордостью сказал Фашист. — Разрабатывался специально для диверсионных подразделений армейской разведки. Полгода его добывал.

— А теперь я его конфискую, — раздался сзади голос Вадима, и на нож легла растопыренная пятерня. — А ну-ка, марш в дом, молодняк.

— Но, командир… — обиженно запротестовал Фашист.

— Приказы не обсуждаются, а исполняются. Быстро, я сказал.

В доме Фашист продолжил умолять командира взглядом из-под лохм, свисающих на очки. Вадим бросил нож на свободный стул, оглядел всех и коротко велел:

— У кого что есть, все сюда.

После недолгого раздумья несколько человек неохотно поднялись и пошли отыскивать свои рюкзаки. На стул рядом с ножом Фашиста легли два автоматических пистолета с запасными обоймами, один крупнокалиберный револьвер, пистолет-пулемет со складным прикладом и глушителем, малогабаритный автомат иностранного производства. Вадим покачал головой:

— Как дети, ей-богу. — И посмотрел на меня. — А у тебя что? Выкладывай, не стесняйся.

Я выложил из сумки две оборонительные гранаты и диктофон. Вадим поднял брови.

— Где «эфки» добыл?

— У бомжа выменял. Ему на опохмел не хватало.

— Ясно. — Вадим взвесил на ладони одну гранату. — То ли рванет, то ли нет. Ну а диктофон-то зачем?

— Писать хронику войны, — ответил я.

— Угум. — Он задумался. — А зачем?

— Для потомков. Чтоб знали. Ты же сам историей занимаешься, должен понимать.

Кто-то в комнате весело хрюкнул. Кажется, Монах.

— Ах да, — сказал Вадим, — понимаю. Можешь забрать диктофон. А вам, братцы, — он повернулся ко всем остальным, — стыдно. Вам разве неизвестно, что хранение холодного и огнестрельного оружия — уголовно-наказуемое деяние? До шести лет лишения свободы. Вы чего добиваетесь? Чтобы я вам передачи носил и адвокатов нанимал? И кстати, тут в деревне новый участковый, местные говорят — шустрый парень. Вот бы он сейчас заявился и поглядел на ваш тренировочный рукопашный бой. — Фашист в углу на табурете совсем стушевался. — Короче, так. Все это — в рюкзак и в лопухи. Заберете, когда пойдем. Все ясно?

— Командир строг, но справедлив, — ответил за всех Серега, вытряхивая свой рюк зак, чтобы сложить туда оружие. — Отец родной.

— Разговорчики! — откликнулся Вадим, но уже заметно потеплев. — Между прочим, не мешало бы помыть посуду. Да и вообще, насвинячили тут…

Терпеть не могу мыть посуду. В меня никто пальцем не тыкал, назначая дежурным, но я все равно предпочел улизнуть во двор. В густо-синем небе на востоке уже вскочила первая, крупная звезда. Наверное, Венера. В воздухе и правда тихо, ненавязчиво пахло коровьим навозом. Издалека долетала песня под гармошку. Свадьба продолжалась, или просто кому-то было очень хорошо. Вот как мне. Но я петь не люблю. Когда мне хорошо, я нахожу что-нибудь красивое и любуюсь им. Небом, например, с первой звездой. Я сел на скамейку, залюбовался и не заметил, как на лавке появился еще кто-то. В сумерках он казался бледным и печальным. Хотя и при свете не был зажигающим бодрячком. Его звали Февраль. Со мной он еще не говорил и вообще как будто предпочитал молчать. А если что-то произносил, то выходило это будто бы случайно, мимоходом. После этого он опять возвращался в себя и оставался там до следующей случайности. Что он там, в себе, делал, мне было непонятно. Да еще шторкой невидимой от других отгораживался, всем видом сигналя, мол, не приставай, друг, от этого лучше не будет ни мне, ни тебе. А тут он вдруг сам шторку отодвинул. Чуть-чуть, правда, щелку открыл, но и это, наверное, было большой жертвой с его стороны.