Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу - Леонид Смирнов Страница 4

Он провел меня сквозь анфиладу обитаемых и заброшенных комнат в свой кабинет, усадил в старинное, все еще мягкое, хотя и сильно вытертое кресло, сам уселся напротив и принялся сооружать огромную цигарку. Насыпал на обрывок газетного листа горсть отборного ямайского табака, испускавшего недурственный — даже для меня, некурящего, — аромат, потом начал как-то особенно его сворачивать. Я молчал, ожидая, что будет дальше.

В кабинете был пяток застекленных шкафов с книгами, обтянутый кожей диванчик и письменный стол из мореного дуба. На столе царствовали письменный прибор из яшмы с бронзой (тигр, валящий лося) и бронзовая лампа, инкрустированная пластинами слоновой кости, — наверняка с Востока. Ее зеленый абажур из синского шелка, как видно, пережил на своем веку не одну бурю и был заштопан в дюжине мест.

На стенах висели золотое георгиевское оружие, пробитая пулей кираса и шлем с серебряным орлом вместо плюмажа, два перекрещенных маузера с синскими иероглифами на рукоятках и множество пожелтевших фотографий в рамках. Группы офицеров — на фоне орудий, крепостных стен, развернутых знамен, на конях, на броне… И среди прочих непременно он — молодой красавец, отчаянный рубака, отец-командир… Судя по снимкам, хозяин участвовал во всех войнах, которые вела Империя за последние полвека. И которые не вела — тоже.

Дед мой и отец никогда не воевали. И-чу на войну не берут — таков неписаный закон. Во-первых, они не станут стрелять в своих, то бишь в Истребителей с той стороны. Гильдия — одна на весь мир, и братство и-чу свято. Во-вторых, во время войны и-чу нужнее всего в тылу. В лихую годину выжженные пустыни и степи, дикие леса и горы, бездонные омуты и болотные топи рождают чудовищ намного больше, чем в мирное время. Так что работы у нас — непочатый край. В-третьих, каждый и-чу по-своему уникален, лучше прочих умеет бороться с каким-то конкретным видом чудовищ (ученые говорят: генетически предрасположен). И-чу — золотой фонд любой страны, и слишком расточительно подставлять их под обычные, человеческие пули и снаряды. Есть еще и в-четвертых… Многие властители просто-напросто боятся давать и-чу современное оружие, меря нас по своей мерке. Они уверены, что мы попытаемся отобрать у них трон.

Не спеша раскурив наконец свою самокрутищу, хозяин заговорил:

— Я не хочу этого делать, но… — Разозлился на себя за эти слова. — Мне жалко с ним расставаться, но надо отплатить тебе за добро. Сегодня я в восьмой раз заново родился. А может, в девятый — сбился со счета. К тому же должок за мной. Старый-престарый. Долгонько я…

Я с нетерпением ждал, когда он доберется до сути. Старик встал, подошел к стене, снял с гвоздя пейзаж Ветренского (затянутая дымкой излучина реки и голый лес на холмах). Под ним обнаружился небольшой стальной сейф со «штурвалом». Хозяин открывал мне одно из своих потайных мест. Высокое доверие, которое надо оправдать.

Поворот на три деления вправо. Щелчок. Теперь два — влево. Снова щелчок. Я старался не следить за его манипуляциями и все равно запомнил последовательность — ничего не поделаешь: отцовские гены… Восемь вправо. Щелчок. И наконец, три влево. Зазвучала нежная мелодия, сыгранная на хрустальных бубенцах. Хозяин рванул дверцу на себя.

В сейфе на двух полках лежали плоские коробочки, похожие на орденские, и стопки бумаг. На нижней помещалась малахитовая шкатулка работы кандальника Быстрецова. Впрочем, я мог и ошибиться.

Старик достал шкатулку, открыл, что-то вынул из нее, положил на ладонь и стал разглядывать. Я понял — прощается.

— Было это очень давно, — медленно, будто с трудом, заговорил он. — Меня послали на Восток с особым заданием. Сначала я побывал у фаньцев, затем попал на Тибет… Словом, бежал из плена. Нужно было пересечь пустыню Такла-Макан и выйти к караван-сараю в Кашгаре. Там меня дожидался проводник.

Старик по-прежнему держал вещицу на ладони.

— У меня был неутомимый верблюд, способный преодолеть сотни верст, но песчаная буря застигла нас в двух переходах от цели. Я имел достаточно воды и пищи, чтобы переждать самум. — Речь его становилась все более плавной. — Но если за час я не отыщу надежное укрытие, никто и не узнает, где белеют наши с бактрианом косточки.

По счастью, я помнил: поблизости есть скальные выходы с пещерами, вырубленными еще во времена Великого шелкового пути. Мне повезло: когда солнце уже пропало в пылевом облаке, я обнаружил полузасыпанный вход в рукотворную подземную галерею. Недавний ураган сдул часть песка.

О том, как я выберусь из песчаной ловушки, когда стихнет самум, в те минуты я не думал. Стал яростно отгребать песок, но времени, чтобы как следует расширить вход в пещеру, уже не осталось. Верблюд не сумел протиснуться в отрытую мною щель. Мир его праху…

Сам я пробрался внутрь ползком. Миновав заваленную песком и камнями горловину, смог встать во весь рост. Воздух здесь был сухой и чистый. Первым делом я обследовал помещения. В одной из комнат обнаружил скелет иноходца. А в самом конце галереи, на ветхом мараканд-ском ковре, под тремя истлевшими халатами и попоной лежал труп тибетского и-чу. Я абсолютно уверен: это был и-чу. Не зря меня так долго и тщательно готовили в…

Старик умолк, подозрительно глянул на меня. На моем лице была маска невозмутимого спокойствия, хотя он сумел меня заинтриговать. Старик продолжил:

— В жарком сухом воздухе он превратился в мумию. У ног лежали котомки и конская упряжь. На груди покоился бронзовый талисман. Когда я вернулся на родину, мне пришлось изрядно порыться в Императорской Публичной библиотеке, пока не нашел описание того талисмана и его свойств в старинной книге с длиннющим названием… Я решился перебить старика:

— Это был «Свод магических предметов и снадобий, найденных в руинах разрушенного землетрясением дома и-чу в Бейпине и сложенных к ногам Богоподобного Властителя Мира его недостойными слугами».

— Хм… Возможно. Амулет назывался так: «Главный оберег от стратега зверей». Но, даже прочитав комментарий, я, честно говоря, ничего не понял. — Хозяин вдруг недобро прищурился. — Может быть, я зря тебе рассказываю? Ты лучше меня знаешь…

— Я не держал этой книги в руках — только наслышан о ней. Северное крыло тибетской касты и-чу погибло при штурме Лхасы синскими воинами. Погибло до последнего человека. И вместе с этими и-чу сгинуло множество уникальных секретов. А их атрибуты позже исчезли из императорских хранилищ при странных обстоятельствах.

Старик почесал скулу и продолжил:

— Я не удержался, взял в руки оберег и уже не смог вернуть его на место. Я знаю, что совершил кощунство, осквернил прах. Правда, я поклялся… памятью матери поклялся вернуть его наследникам мертвеца, как только подвернется случай. И оттягивал этот момент вплоть до сего дня. А с тех пор минуло почти сорок лет.

Дальше откладывать нельзя. Сердце стало пошаливать; в любой день могу отправиться на свидание с предками. Теперь я снимаю грех с души. Ты ведь — и-чу, к тому же из хорошей семьи. Значит, можешь считаться наследником тибетского и-чу, хоть он и пролежал в каменной могиле не один век. — Это был вопрос, а не утверждение. Хозяин замолчал, ожидая ответа.