Выход за пределы - Чарльз Шеффилд Страница 4

— А твой великий и замечательный Совет Альянса думает по другому, — в голосе Ребки послышалась горечь. — По их логике Ясности просто не существует, раз ее нет в их банке данных. Информация, которая находится там, — это священное писание, а та, которой там нет, — ересь, да и только. Я сталкиваюсь с этим всю свою жизнь: кто-то, находящийся за тысячи световых лет от проблемы, считает, что знает все факты лучше, чем те, кто ими занимается непосредственно на месте. Но они не могут их знать, и не знают.

— Ты высказал все это?

— По какому праву? В глазах Совета Альянса я никто — выскочка из захудалого Круга Фемуса, недостаточно значимого и богатого, чтобы с ним считался человеческий или тем более межвидовой Совет. Они обратили на меня еще меньше внимания, чем на Ввккталли. Когда я принялся описывать физическую силу зардалу и их невероятную плодовитость, знаешь, как они отреагировали? Они объяснили мне, что зардалу давно вымерли, иначе, без сомнения, их присутствие заметили бы где-нибудь в Четвертом Альянсе, или Кекропийской Федерации, или Сообществе Зардалу. Затем они упомянули, что в Четвертом Альянсе разработана методика лечения нарушений мыслительных процессов, и, если я буду себя хорошо вести, мне устроят подобное лечение. Вот тогда-то Грэйвз и взорвался.

— Не могу в это поверить. Он никогда не выходит из себя… по-моему, он даже не знает, как это делается.

— Теперь узнал. Джулиан Грэйвз отличается и от Джулиуса, и от Стивена. Он заявил Совету, что они стая безответственных обезьян… Старший Советник Кнудсен действительно вылитая горилла. Я тоже это заметил… Что они слишком узко мыслят и не видят дальше собственного носа. И ушел.

— Покинул зал заседаний?

— Нет. Вышел из Совета… Впервые со времени существования Совета. Он заявил, что при следующей встрече заставит их проглотить свои нынешние слова. И покинул зал заседаний, прихватив с собой Ввккталли.

— Куда он отправился?

— Никуда… пока никуда. Но собирается, как только достанет корабль и наберет команду. А пока он намеревается рассказывать всем и каждому, кто согласится его слушать, о зардалу и о том, как они опасны. А потом собирается на поиски головоногих. Он и Ввккталли уверены: если зардалу вернулись в рукав, то обязательно попытаются попасть на родную планету своего клайда, на Дженизию.

— Но ведь никто не знает, где она находится. Данные о ее местонахождении пропали во время Великого Восстания.

— Значит, нам придется ее разыскивать.

— Нам? Ты хочешь сказать, что отправишься с Грэйвзом и Ввккталли?

— Да. — Ребка сел. — Собираюсь. По правде говоря, я уезжаю через несколько часов. Я так же, как и Грэйвз, хочу заставить Совет забрать свои слова обратно. Но еще сильнее я хочу помешать зардалу размножиться настолько, чтобы снова войти в силу. Я не робкого десятка, но они приводят меня в ужас. Если они где-то здесь, в рукаве, я хочу их разыскать.

Дари вскочила и подошла к открытому окну.

— Значит, ты уезжаешь. — Стояла теплая ночь, легкий ветерок колыхал листья пальм, их шорох приглушал тоску, звучавшую в ее голосе. — Ты потратил четыре дня и преодолел девять световых лет, чтобы добраться сюда, побыл со мной лишь два часа и уже хочешь распрощаться.

— Что поделаешь, если нам больше нечего сказать друг другу. — Ханс Ребка поднялся, бесшумно прошел по толстому ковру и обнял Дари. — Я не просто приехал в гости, любовь моя. Я набираю команду. Мы с Джулианом Грэйвзом отправляемся в дальнюю дорогу. Никто не знает ее длины и никто не знает, вернемся ли мы обратно. Можешь ли ты поехать с нами?

Дари взглянула на терминал, где еще оставались дополнения к пятому изданию, ожидающие окончательной сверки, на стол, где лежал ее дневник, в котором под заголовком «Важнейшие дела» перечислялись семинары, коллоквиумы, сроки предоставления публикаций, даты посещений делегаций, дни рождений, пикников, праздников и званых обедов. Она подошла к столу, выключила терминал, закрыла дневник и спросила:

— Когда отправляемся?

Залы ожидания в космопорту Миранды располагались на девятом пассажирском кольце Низа — в двадцати шести милях от подножия Ствола. Уборкой и поддержанием порядка в них занимались роботы, но после инцидента с послом Дорадан Коулубридой, которая едва не умерла голодной смертью, пока роботы старательно вытирали, мыли и полировали пол вокруг нее, специальные контролеры присматривали за роботами и время от времени обходили залы.

Один из таких контролеров топтался сейчас около зала ожидания N_7872, в центре которого какое-то молчаливое существо не то чтобы заняло, а, можно сказать, переполнило диван. Три раза контролер Гарнофф приближался к нему и три раза отсыпал.

Он прекрасно знал, с кем имеет дело. Это была взрослая кекропийка, одна из тех гигантских слепых членистоногих, которые главенствовали в Кекропийской Федерации. Однако именно эта казалась странной по двум причинам. Во-первых, с ней не было раба-переводчика лотфианина, которые неизменно сопровождают кекропийцев. А во-вторых, она выглядела чересчур грязной и потрепанной. Шесть суставчатых ног беспорядочно разбросаны в стороны, а не подобраны аккуратно под себя в общепринятой позе отдыха. Конец тонкого хоботка, вместо того, чтобы аккуратно покоиться в мешочке под складчатым подбородком, свободно болтался, падая на темно-красные грудные сегменты.

Жива от или нет? За пять часов, то есть с самого начала дежурства Гарноффа, кекропийка не пошевелилась. Он подошел и встал около нее. Белая безглазая голова не шелохнулась.

— С вами все в порядке?

Он не ждал словесного ответа, но если кекропийка жива, то несомненно услышит его своими желтыми открытыми рожками на голове. Так как кекропийцы «видели» эхолокацией, издавая высокочастотные звуковые импульсы из складчатого резонатора на подбородке, ее слух был гораздо тоньше и шире по диапазону, чем человеческий.

С другой стороны, она не могла ответить на каком-либо понятном ему языке. Поскольку слух у кекропийцев использовался для «зрения», разговаривали они друг с другом химически, испуская и принимая феромоны, причем их язык был очень богатым и выразительным. Две похожие на листья папоротника антенны на макушке могли улавливать и различать даже молекулы из тысяч запахов, испускаемых апокринными железами на грудной клетке кекропийцев.

Но если она жива, она должна понять, что с ней разговаривают, и как-то отреагировать.

Никакой реакции не последовало. Желтые рожки не повернулись в его сторону, антенны остались свернутыми.

— Я спрашиваю, с вами все в порядке? — повторил он громче. — Может, вам чем-то помочь? Вы меня слышите?

— Не сомневайтесь, — произнес за его спиной человеческий голос. — Вы ей порядком осточертели. Так что заткнитесь и оставьте ее в покое.

Гарнофф обернулся и оказался лицом к лицу с коренастым смуглым мужчиной в заношенной рубашке и грязных брюках. Ему не мешало бы побриться и выспаться, но своим поведением он прямо-таки излучал энергию.