Осколки космоса - Роберт Шекли Страница 4

Через некоторое время я изобрел себе воображаемого компаньона. Чтобы было с кем поговорить. Они, наверное, думали, что я спятил. Но мне необходимо было с кем-то поговорить. Я просто не мог все время мысленно разговаривать сам с собой.

– Итак, слушай, Джули, как я понимаю, все это началось с того момента, как мы с Гомесом отправились на Алкемар. Кажется, я не рассказывал тебе об Алкемаре, так?

Конечно, рассказывал. Но Джули всегда была покладистой.

– Нет, ты никогда не упоминал о нем. Что такое Алкемар?

– Это планета. Довольно далеко от Земли. Лететь туда долго. Но я туда отправился. И Гомес со мной. Там-то мы и сделали открытие, которое перевернуло весь мир.

– Что вы нашли? – спросила Джули.

– Что ж, позволь мне перенести тебя в те далекие дни…

Я околачивался в баре в Таосе, когда наткнулся на Гомеса, склонившегося над миской с крутыми яйцами. Мы разговорились, как могут разговориться сонным утром в сонном маленьком городке в Нью-Мексико незнакомцы, которым весь долгий день предстоит накачиваться пивом и предаваться мечтам.

Гомес был невысоким крепышом из Санта-Фе. Художник. Приехал в Таос, чтобы заработать немного баксов, рисуя портреты туристов. Он получил степень по истории искусств в Университете Нью-Мексико. Но больше всего его интересовали инопланетные артефакты.

– Правда? – удивился я. – Меня это барахло тоже интересует.

Ты должна помнить, как обстояли дела в те дни. Исследование космоса было делом новым. Оно началось с полетом корабля с двигателем Дикстры, первым путешествием на сверхсветовой скорости, которое, собственно, и сделало изучение космоса возможным. В открытом космосе Дикстру можно было использовать только в межзвездном пространстве. Подойдя к звезде ближе, необходимо было включать для маневрирования ионные двигатели. Вот тогда и сгорало топливо. А топливо стоило денег.

Так начался поиск. Поиск разумной жизни. Да, это было большое дело. Но все происходило выше того уровня, на котором вращался я. Или хотел вращаться. Я хотел сделать деньги на артефактах. Это был огромный рынок. Особенно в первые десять лет рывка в космос, когда всем до смерти хотелось обзавестись каким-нибудь кусочком дерьма с чужой планеты. Положить его на каминную полку. «Видите эту штучку? Ее привезли с Арктура 5. У меня есть бумаги, подтверждающие это». Людей хлебом не корми – дай только повод похвалиться. Понемногу мода на инопланетные безделушки начала проходить, но потребность в них все еще оставалась велика. К тому времени, как я вошел в бизнес, коллекционеры стали гораздо разборчивее. Вещицы, которые ты им приносил, должны были обладать художественными достоинствами, как они выражались. Вы знаете, как оценивать художественные достоинства? Я не знаю. Вот почему я и прихватил Гомеса. Если Гомес со всеми его степенями скажет, что это хорошо, дилерам придется ему поверить.

Я был квалифицированным пилотом. Я пару лет водил корабли для НАСА, пока разница во мнениях с начальником не лишила меня работы. Пришлось искать способ попасть обратно. Гомес был на пару лет младше меня, но полностью разделял все мои идеи.

Он был молод, хотел путешествовать и был преисполнен решимости дешево продать свои услуги за привилегию попасть в открытый космос. Оценщик – очень важная фигура в такого рода экспедициях. Вам необходим человек, который имеет представление о современном рынке и о том, сколько дилеры готовы выложить за «подлинный инопланетный артефакт». Вам также нужен парень, способный подготовить и подписать сертификат о происхождении, документ, содержащий сведения о том, откуда артефакт взят. Несмотря на молодость, у Гомеса была прекрасная репутация в среде искусствоведов. Если Гомес утверждал, что это настоящий инопланетный товар, дилеры знали, что покупают не какую-то подделку, сработанную в Калькутте или в Джерси.

Был еще аспект охоты за древностями. Конечно, главной идеей было разыскать существ, которые оставили все эти вещи. Но этих ребят днем с огнем не сыщешь. Что случилось с исчезнувшими цивилизациями галактики? Этот вопрос интересовал чертову прорву людей. Ты ведь знаешь, какой интерес вызывают на Земле исчезнувшие народы? Не знаешь, Джули? Ну, поверь мне на слово. Люди находят это романтичным.

Хотя первый ажиотаж и схлынул, инопланетные артефакты оставались в хорошей цене. Даже при условии, что множество людей занималось подделками, руины, разбросанные здесь и там по всей галактике, все еще были далеки от полного уничтожения. Просто слишком много планет, слишком много руин. И недостаточно космических кораблей.

Итак, мы с Гомесом толковали обо всем этом, утопая в густом сигаретном дыму и пивных парах, среди индейцев, туристов и фермеров. Через некоторое время Гомес сказал:

– Знаешь, Далтон, мы могли бы стать хорошей командой. Ты – космический водила, я приобрел кое-какие навыки оценщика.

– Согласен, – сказал я ему. – Но у нас нет одной важной вещи. Корабля. И еще «крыши».

Вкладывать деньги в космические корабли, отправляющиеся на охоту за древностями, было в те дни популярным бизнесом. Ты бы удивилась, узнав, какая масса народу старалась приобщиться к этому. Какое-то время каждая страна чувствовала себя обязанной послать хотя бы один корабль ради национального престижа. Был период, когда в наличии имелось больше кораблей на ходу, чем людей, способных ими управлять. У меня же было ноу-хау и правильное отношение к делу. Я хочу сказать, что я не был борцом за чистую науку. Мне нравилось получать прибыль.

– Возможно, я бы смог найти кое-что, – сказал Гомес. – Я знаю кое-каких людишек, делал для них оценку в прошлом году. Они остались довольны результатами. Я слышал, как они говорили об экспедиции в открытый космос.

– Звучит заманчиво, – сказал я. – Пятьдесят на пятьдесят, по рукам? Где нам найти этих ребят?

– Сейчас позвоню, – сказал Гомес.

Он вышел и вернулся через несколько минут.

– Я говорил с мистером Рахманом из Хьюстона. Он заинтересовался. Послезавтра встреча.

– Рахман? Что это за имя? Араб?

– Индонезиец.

Рахман снимал люкс в отеле «Звезда Техаса». В городе он был по своим нефтяным делам – вел переговоры кое с кем из техасских воротил. Он был довольно тощим, слегка подкопченным, на оттенок темнее Гомеса. Маленькие усики. Одежда явно не индонезийского покроя. Итальянский шелковый костюм стоил не меньше тысячи. Хоть и был мусульманином, не разводил никаких церемоний по поводу отказа от алкоголя: налил нам по стаканчику «Джим Бим Резерв» и плеснул себе.

Некоторое время мы болтали о всяких пустяках, и у меня сложилось определенное впечатление, что у этого Рахмана и его людей была куча денег, которую они не знали куда деть. Что-то шепнуло мне на ушко, что это могли быть деньги от продажи наркотиков. Не то чтобы я принял Рахмана за дилера. Но среди индонезийских инвесторов он казался серьезной фигурой, а его возможности выглядели несколько тяжеловато для чисто нефтяного бизнеса. Но что я мог знать? Просто впечатление, а также тот факт, что он проявил готовность иметь дело со мной и Гомесом, не очень-то знакомой ему парой.