Ассимиляция - Джефф Вандермеер Страница 4

– Молекулы пребиотиков, – почти весело удалось выдавить Генри. – Энергия духов.

И тут Сьюзен разразилась пространной лекцией о зеркалах и вещах, которые выглядывают из этих зеркал, о том, как ты можешь лишь искоса мельком взглянуть на какой-то предмет и узнать больше о его истинной природе, нежели при прямом и самом тщательном разглядывании. И Саул вдруг призадумался: уж не являются ли Сьюзен и Генри любовниками. Если так, то ее энтузиазм и стремление работать именно в этой бригаде имеют вполне прозаическое объяснение. Мало того, это объясняет взрывы их истерического смеха, доносящиеся снизу. Не слишком благородное предположение, но ему хотелось купаться в блаженных отсветах ночи, проведенной с Чарли, а не общаться с этими выскочками. Нет, с него хватит.

– Встретимся наверху, – бросил он и начал быстро подниматься по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки.

Генри и Сьюзен пыхтели внизу, далеко позади, и вскоре исчезли из вида. Он хотел провести без них наверху как можно больше времени. В пятьдесят по закону он должен уволиться отсюда, выйти на пенсию. Но и тогда ему хотелось оставаться в хорошей форме. Несмотря на боль и ломоту в суставах.

И вот Саул взобрался на самый верх, даже не запыхавшись, и с удовлетворением отметил, что в фонарной комнате все в том же виде, как он и оставил, и линзы прожекторов прикрыты мешковиной, чтобы не поцарапались и не выгорали под лучами солнца. Ему всего-то и надо было, что снять эти покрывала и впустить свет. Его уступка Генри, пусть и на несколько часов в день.

С этой точки он однажды заметил, как под водой, за песчаными дюнами, мелькнуло нечто огромное, подобное тени, такой темно-серой и глубокой, что она резко и отчетливо выделялась на фоне голубого неба гладкой и плотной своей поверхностью. Даже в бинокль не получалось разглядеть, что это за создание или во что именно оно может превратиться, если наблюдать за ним достаточно долго. А возможно, это «нечто» рано или поздно распадется на тысячи отдельных фигур и окажется огромным косяком рыб или же просто игрой света в воде, цвет которой постоянно меняется, и это непонятное явление просто исчезнет, окажется иллюзией. За пять лет работы здесь он уже успел приспособиться и перестал испытывать состояние неловкости, разрываясь между тем, что знал и не знал об этом земном мире. И вовсе не стремился сейчас познать великие его тайны, не больше, чем в те моменты, когда во время церковных проповедей мир вдруг начинал казаться ему таким загадочным и прекрасным. Просто еще одна хорошая история, которую можно рассказать в деревенском баре, того рода история, которую ожидают от смотрителя маяка. Если эти люди вообще хоть что-то от него ожидают.

– Вот почему эти линзы здесь представляют для нас особый интерес: то, как они приводятся в действие, вращаются и как это соотносится с историей обоих маяков, – раздался у него за спиной голос Сьюзен. Очевидно, она вела разговор с Саулом в его отсутствие, даже не заметив, что он успел подняться, может, даже считала, что он ей отвечал. У нее за спиной маячил Генри – казалось, он вот-вот рухнет под тяжестью ноши, хотя мог бы давно привыкнуть к подъему по этой лестнице.

Поставив коробку на пол и немного отдышавшись, Генри заметил:

– Отсюда у вас открывается просто потрясающий вид. – Он говорил это каждый раз, так что Саул перестал обращать внимание и отвечать, даже из вежливости.

– А вы на этот раз надолго? – спросил Саул. Обычно эти двое приезжали на две недели, и он давно перестал спрашивать, опасаясь ответа.

Глаза Генри, обведенные тенями, сузились.

– На сей раз у нас имеется разрешение до конца года.

Голова у него всегда была склонена вправо – то ли результат несчастного случая, то ли родовая травма, – и особенно заметно это было, когда он говорил: правое ухо почти касалось слегка вздернутого плеча. Саулу казалось, что он походит на заводную куклу.

– Просто напоминаю. Прикасаться к прожекторам можно, но вмешиваться в их функции нельзя ни в коем случае. – Он повторял и будет повторять это предупреждение каждый день. Потому как в прошлом у них появлялись весьма странные идеи на тему того, что можно, а что нельзя.

– Расслабься, Саул, – сказала Сьюзен, и он заскрежетал зубами. Ему не понравилось, что она назвала его по имени. А ведь поначалу они называли его мистер Эванс – это ему нравилось куда больше.

Он всегда испытывал почти детский восторг, указывая им отойти и встать на коврик, под которым находился люк, ведущий в помещение для наблюдения. Некогда, до автоматизации, там хранились все средства и устройства для поддержания света. Контрабандисты использовали его по тайному соглашению с одним из бесчестных его предшественников. Парочка не подозревала о наличии этой комнаты, и он радовался, словно ему удалось уберечь хотя бы один отдел своего мозга от их экспериментов. Кроме того, если эти двое так наблюдательны, как думают, они бы уже давно догадались, для чего предназначена небольшая скоба у верхней ступеньки.

И вот, довольный тем, что они разместили свое оборудование и вроде бы не собираются ничего нарушать и трогать, Саул кивнул и ушел. Он спускался по лестнице и где-то на полпути вдруг услышал наверху звук – словно что-то сломалось или разбилось. Звук не повторился. Саул поколебался, затем пожатием плеч отмел подозрения и продолжил спускаться по винтовой лестнице.

Оказавшись внизу, он занялся уборкой двора и наведением порядка в сарайчике для инструментов, где царил сущий бардак. Не один из досужих наблюдателей удивился бы, увидев, как смотритель маяка обходит свои владения вокруг башен, перебирается с места на место, точно краб-отшельник без раковины. Но на самом деле работы тут было невпроворот, и каждый день приходилось что-то чинить и подправлять, поскольку место открытое, а штормы и соленый воздух делают свое черное дело, грозя разрушить и уничтожить все. Особенно тяжко приходилось летом, на жаре, когда налетали и больно жалили мухи.

Он работал на заднем дворе и осматривал лодку, которую держал под навесом, как вдруг появилась Глория. Навес упирался в гряду из песка и ракушечника, что проходила параллельно пляжу, дальше цепочкой тянулись скалы, уходили в море. Во время приливов волны оставляли на берегу заводи, полные морских анемонов, голубых крабов, морских звезд, улиток и морских огурцов.

Глория была высокой и крупной для своих девяти лет – «Девять с половиной!» – девочкой, и, хотя бродила по этим скалам, иногда шатаясь из стороны в сторону, внутренних шатаний в ее юной головке Саул не наблюдал, и это ему нравилось. Колесики и винтики в его собственной, уже далеко не молодой голове не всегда работали гладко.

И вот она снова здесь, стоит, покачиваясь, на камнях в зимней одежде – джинсы, куртка с капюшоном, под ней свитер, теплые сапоги на широко расставленных толстых ногах. А он уже закончил осматривать лодку и теперь собирал компост и укладывал его в тачку. Она говорила с ним. Она всегда говорила с ним, с тех самых пор, как впервые начала приходить сюда год тому назад.

– Знаешь, а мои предки жили здесь, – сказала она. – И мама говорит, что жили они на том самом месте, где теперь маяк. – Голос у нее был слишком низкий для девочки, порой он даже вздрагивал, заслышав его.