Командарм - Олег Кожевников Страница 4

– Эскадрон это считай диверсионная школа, а тут нужно вести широкомасштабные боевые действия с регулярными частями вермахта. А единичными диверсиями и нападениями из-за угла территорию не удержишь и немцев не остановишь. Нужны войсковые операции, а значит, штабная работа, снабжение и грамотное планирование.

– Правильно, но на это есть Пителин (гений штабной работы), Бульба (снабженец от Бога) и Бедин (самородок по организации службы тыла). А если привлечь ещё для разведки Рябу и его ребят, а в службу контрразведки и противодействия диверсиям Лыкова, то такому управлению корпуса цены не будет. Представляешь, какая гремучая смесь получится – скороспелый генерал с авантюрными замашками во главе и такие уникальные специалисты на подтанцовке? Да мы всю группу армий «Центр» на уши поставим.

В ответ в моём подсознании раздалось только хмыканье, и наступила тишина. Просто какое-то блаженное спокойствие, когда не грызут мозг, и сознание спокойно баюкается равномерным покачиванием мягкого сиденья «хеншеля». После недавней окопной нервотрёпки, как в люльке, ей-богу. Уставший мозг начал постепенно отключаться, дольше всех в воспалённом сознании продержалась сцена разговора с героями дня – капитаном Рекуновым и лейтенантом Костиным. С ними я разбирал перипетии и, самое главное, итоги нашего столь стремительного и неожиданного контрудара по немцам. А ещё память анализировала последний разговор по рации с командиром 7-й танковой дивизии генералом Борзиловым. Всё пытался доказать себе, что я отдал верный приказ, после того как мы сначала тормознули, а затем отбросили немцев. Железную необходимость этого моего, в общем-то, авантюрного замысла и соответственно приказа я так для себя и не доказал. Не успел – мозг всё-таки не выдержал запредельной нагрузки и просто отключился, уйдя в нирвану довоенной жизни. И опять рядом была Ниночка и воспоминания о том, как мы в магазине загружали большой мешок из-под сахара разными вкусностями. И какое счастье я испытывал, глядя в её сияющие глаза.

Прекращение басовитого урчания двигателя «хеншеля» – вот что прервало мой беспокойный сон. Открыв глаза, я не увидел в кабине Лисицына, а только приоткрытая дверь со стороны водителя говорила о том, что он не загадочным образом бесследно исчез, а просто выбрался из кабины на улицу, предварительно заглушив автомобиль. Гадать, зачем он это сделал, мне не пришлось – матерные выражения, донёсшиеся со стороны открытой двери, всё объясняли. Пробило переднее колесо. И ругался не Синицын, а Языков (самый скандальный из рязанской тройки) и винил во всём водителя. Мол, тот нарушил приказание самого генерала – двигаться след в след за «ханомагом» на расстоянии семи-десяти метров. А долбаный Синицын съехал с колеи бронетранспортёра на целых тридцать сантиметров. До этого я внутренне усмехался, но услышав про сантиметры, чуть не расхохотался во все горло. Только силой воли себя сдержал. Если бы рассмеялся, то пришлось бы вступать в диалог с ребятами и не дай бог покинуть своё мягкое, ставшее уже родным сиденье. Вместо этого с интересом стал вслушиваться в базар подчиненных, а их рядом со злополучным колесом собралось уже довольно много и не только из кузова «хеншеля». Я услышал и вопросительный возглас лейтенанта Костина. Ему что-то ответил Шерхан, и после этого базар как-то утих, зато стали слышны звуки работы по замене пробитого колеса.

На улице было ещё темно, а значит, можно особо не беспокоиться из-за незапланированной задержки в движении нашей колонны. Да в общем-то после такой встряски люфтваффе несколько дней вряд ли будет особо надоедать. Пока подтянут резервы, залижут нанесённые ребятами Черных и Половцева раны, можно двигаться и в светлое время. Так говорила моя логика, но очко-то не железное, поэтому от греха подальше и тронулись в 22–30. Я глянул на свои часы – ага, сейчас 1-43, похоже, окраины Белостока уже проехали, и до места назначения осталось совсем немного.

Пункт назначения был хорошо известен большинству бойцов и командиров нашего сводного отряда. Ещё бы, ведь это был городок Хорощ, в окрестностях которого совсем недавно (до войны) дислоцировались подразделения 7-й танковой дивизии. Такая рокировка и есть пример превратности жизни военного – испытав массу трудностей и пролив море крови, сделать круг и вернуться обратно в то место, где всё началось, чтобы снова кинуться в омут неизвестности. А это сделать придётся, успокаиваться и расслабляться нельзя – только наступление даёт шанс выжить. Вот, согласно моей наглой и сумасшедшей идее о наступлении на Варшаву, между Хорощем и Сурожем по западному берегу реки Нарев и происходило сосредоточение ударного кулака. Безумной эта идея могла показаться только фонам и геррам, а значит, по моему мнению, немцы не ожидают этого, и мы имеем хоть небольшой, но шанс добиться успеха.

Конечно, как человек, закончивший военную академию, я понимал нелепость любого плана наступления – армия находилась в плачевном состоянии. Инфраструктура разрушена, людские потери кошмарные, убыль техники колоссальная, централизованного снабжения просто нет, о связи или, там, воздушном прикрытии даже говорить не приходится. Но делать-то нечего, спасать Россию надо, и кто, кроме нас, это сможет сделать? Половцев показал, чего можно добиться нетривиальными действиями. Его пример укрепил моё решение наступать, несмотря ни на что. Пусть неимоверно трудно, пускай красноармейцы и командиры плохо подготовлены, но ждать манны небесной в виде свежих дивизий и сталинских соколов нельзя. И моя прежняя реальность подтверждение этому. Там после первых немецких ударов армия тоже была дезорганизована и понесла большие потери. И надежда у людей оставалась только на получение ресурсов и пополнение в тылу. А значит, отступать до воссоединения с основными силами Красной Армии. Что из этого получилось, я знаю. И не хочу многомиллионных жертв моего народа. «Безумству храбрых поём мы песню» – так писал Горький. Вот и я хотел, чтобы русский народ спел о нас, о своих героях.

Но героями мы могли стать, только если задуманная мной авантюра закончится хотя бы частичным успехом. Если будет провал, то никакие мы не герои, а неудачники – люди, у которых снесло крышу от отчаяния и бессилия перед военной мощью Германии. Так будут говорить историки через много лет после начала этой войны. А теперь я думаю, что историки в России будут – для Германии действия моей бригады и шестого мехкорпуса не прошли даром. Шутка ли – уничтожили 47-й моторизованный корпус немцев и 3-ю танковую дивизию Моделя, а также весьма сильно надрали хвост 7-й танковой дивизии. Да так надрали, что эта мощнейшая дивизия вермахта теперь длительное время будет небоеспособна и в дальнейшем вряд ли наберёт прежнюю силу – таких обученных, храбрых и опытных солдат, которых мы уничтожили, немцам взять будет больше негде.

Это я себя так успокаивал, чтобы хоть немного унять тревогу и боязнь перед немцами. Вояки они хорошие и вполне могли нам устроить «козью морду». Отыграться за предыдущие свои неудачи. Я всё гадал, какую тактику выберут немецкие генералы после нашего удара – тактику прямой или непрямой защиты. Прямая означает занятие границы области обороны для защиты всей ее территории. Такого рода защита предполагает отказ от построения шверпунктов, ведет к равномерному распределению сил и дает нам возможность прорвать оборону в любой точке и, особо не беспокоясь, двигаться на Варшаву. Непрямая защита предполагает в глубине позиции накопить «массу», которая может быть оперативно использована, чтобы нейтрализовать прорыв. Правда, в таком случае немцам нужно считаться с временной потерей территории. Вот эта тактика будет для нас весьма опасна, так как резервов нет и выставить достойные силы, для ликвидации или блокировки этих опорных пунктов, не представляется возможным.