Гаджет. Зона доступа - Владислав Выставной Страница 4

Глава первая. Геймер

Виртуальная лента форума скачками ползла вниз. Здесь были тексты, выведенные нелепым, на ходу сочиненным языком, понять который не смог бы даже автор. Иногда казалось, что посты и комментарии набирали вырвавшиеся на волю цирковые обезьяны. Вот, что, к примеру, означает следующее: «ВАЩЕ НОРМ ЖАХНУЛ ОГН НАРМНА УВАЖУХА БРО!!!»?

Если бы Прохор не знал, что лента сообщений посвящена его собственной героической выходке с самосожжением напалмом, читать все это не имело бы смысла. Впрочем, и теперь это смысла не имеет. Разве что – из какого-то брезгливого любопытства.

Достаточно было и скептиков, которых не впечатлил его «подвиг», вроде: «ДА О ЧЕМ БАЗАР НИПОЙМУ. ОН ЖЕ ТЕПИЧНЫЙ НУБ. ИМУ ПРОСТО ПОВИЗЛО».

Как говорится, авторская орфография соблюдена. Впрочем, ошибки никого не интересовали – автора рвали на куски новоявленные фанаты Провидца. Сообщение алело от «дизлайков».

Полно здесь было и самых обыкновенных «троллей», которые тянулись на запах сенсации. Где-то между строк «ватники» грызлись с «украми» в попытке определить, за кого воевал PRO-VIDETS, на что некие остроумцы замечали, мол, все очевидно: PRO-VIDETS дрался на стороне американских рейнджеров.

Еще здесь было видео – с многословными обсуждениями и руганью, переходящей в дикий визг. Видео представляло интерес – так как на нем был он сам, была Тина, да и весь бой, записанный с разных точек и с разной скоростью. Просто удивительно, как из такого короткого и по сути незначительного эпизода можно раздуть такой холивар, по сравнению с которым сам бой покажется детской возней.

Чем больше Прохор знакомился с обсуждением своего игрового боя, тем больше раскрывал для себя неизвестный до этого мир нейрофонных геймеров.

Этот мир был для них практически реальным. Нет, он был реальнее самой реальности – хотя бы потому, что в нем геймеры проводили теперь больше времени, чем в мире, который по инерции считался настоящим. Благо, нейрофонная техника позволяла не покидать дополненную реальность никогда и ни при каких обстоятельствах. Отныне, даже сидючи на унитазе, можно было видеть себя восседающим перед подданными на Железном троне. И ощущение от этого превосходило жалкую, вонючую повседневность среднестатистического любителя нейрофонных игр.

Прохор поймал себя на некоем извращенном любопытстве, с которым он «подсматривал» за чужой жизнью. Наверное, не стоило стыдиться – обсуждали-то его самого, сетуя при этом, что ставший вдруг знаменитым PRO-VIDETS так и не соизволил лично оказать респект фанатам, прокомментировав свое небывалое игровое достижение.

У него не было ни малейшего желания влезать в этот чуждый ему мир. Но молчание странным образом делало его популярнее. Ибо таинственное молчание «героя» воспринималось как некий пиар-ход. Здесь все было пропитано хайпом, каким-то ходами и борьбой за популярность – странички, видео, ники. Забавно было стать идолом этих одноклеточных, не приложив к тому ни малейших усилий.

Если, конечно, не считать той довольно натуральной боли, когда показалось, что его на самом деле опалило адским пламенем напалма…

– Куда прешь?! Слепой, что ли?

Привычным движением взгляда Прохор ослабил глубину погружения в дополненную реальность. Теперь сквозь водопад из сообщений он видел улицу. И бродягу, о грязную ногу которого он едва не споткнулся.

– Простите, – пробормотал Прохор.

– Простите его… – передразнил его бродяга, грязный, небритый старик в вязаной шапке, нелепом длинном плаще с костылем. – Повтыкали в головы свои дьявольские затычки – думают, от правды спрятались. А правда – она не в затычках, она вокруг! Только кому надо вокруг смотреть – проще с закрытыми глазами ходить, как заводные болванчики…

Похоже, бродяга не сильно переживал от отсутствия модного гаджета в своем ухе. После того, как устройство стали агрессивно продвигать на рынок, мгновенно последовала реакция со стороны той части общества, что привыкла вечно протестовать по поводу и без повода. Они ходили с плакатами по улицам, кричали в мегафоны, предвещали апокалипсис.

Правда, исчезли куда-то также быстро, как и появились.

Старик еще что-то бессвязно бормотал, посылал вслед проклятья, безумно хохотал, отхлебывая из бутылки какого-то мутного пойла. Но Прохор уже оставил его позади.

Он пришел. Смахнув в небытие мутный поток нейрофорума, остался лицом к лицу с древней пятиэтажкой, один вид которой сразу возвращает в реальность – где нет воображаемых джунглей, напалма и невесть откуда свалившейся популярности среди прыщавых отморозков, именующих себя геймерами.

Древнюю дверь с современностью соединял лишь нейрофонный интерфейс, подключенный через старинный домофон. Виртуальный сканер заглянул в глаза, бесстрастно скользнув по сетчатке, и старинный замок на двери подъезда с лязгом открылся. Поднявшись по стоптанным ступеням, помнившим мир еще без мобильной связи, он оказался перед знакомой с детства дверью.

Собственно, это и была дверь его детства – в окружении стен, покрытых вечными граффити, с потолком, закопченным малолетними хулиганами. Только сам он теперь обитал в сравнительно большой и новой, хоть и съемной, квартире.

Здесь же жил отец.

Точнее – бился за жизнь с тяжелой болезнью, которая с каждым годом становилась все сильнее. И сегодня папа не порадовал совершенно. Он сильно сдал, хоть и пытался бодриться, шутить. Только нейрофон не проведешь: перед глазами сами собой полезли устрашающие рентгеновские снимки, таблицы МРТ с графиками, в динамике которых не было ничего обнадеживающего.

– Папа, тебе нужна операция, – стараясь сохранить в голосе бодрость, с напором произнес Прохор. – И не в Москве. Тебе в Германию надо. Или в Израиль.

– Ты с ума сошел, сын? – усмехнувшись, с хрипотцой отозвался отец. – Думаешь, я не интересовался, сколько это стоит?

– Я найду деньги, – сказал Прохор, уже понимая, что говорит неправду.

Хорошо, у отца нет нейрофона – не то он бы с ходу считал в его словах ложь. Впрочем, отцу не нужны специальные «примочки», чтобы распознать неуверенность в словах сына. Отец благодарно улыбнулся, кивнул:

– Спасибо, сын. Но я считаю – пусть все в жизни идет своим чередом. Как будет – так будет. Ни болезнь, ни смерть не обманешь, каждому уготован свой срок. Но и торопить судьбу я тоже не собираюсь. Расскажи лучше, как сам? Освоился на «гражданке»?

Они говорили долго – больше обо всяких несущественных мелочах. Жизнь – она и состоит из таких мелочей, придающих ей смысл. Посмеялись над общими знакомыми, обсудили судьбы родственников из провинции, выпили по рюмке настойки собственной отцовской рецептуры. Все как обычно.

Только никак не получалось избавиться от образа медицинских таблиц и пугающего диагноза, навязчиво подсунутого нейрофоном. И эта едва заметная тоска во впавших отцовских глазах.

Нужны были деньги.

Много.