Мадьяр - Всеволод Глуховцев Страница 4

* * *

Все это бегло вспомнилось мне, пока мы втроем шагали из зала в кабинет – и тем более казалось странным, зачем князю понадобилось распекать пилота с таким громом и молниями. Ведь ясно же, что последнее предупреждение не будет последним…

Впрочем, глубоко я не копал. Мы вошли в холостяцкое жилище князя – в кабинете он и работал, и жил, словом, обосновался тут базово. Вошли, закрылись, сели, приступили к разговору.

– Ну, докладывай, – велел Олег. По тону я понял, что настрой у босса позитивный. Тем не менее я постарался быть взвешенным, конкретным, описал все как есть, с плюсами и минусами наших действий. Разбор полетов, как говорят в авиации.

– Так, – нейтрально произнес князь, когда я закончил. – Значит, ты считаешь, что парни твои действовали в целом грамотно. Что ж… Ратмир-то, он боец проверенный. А тот, второй, как его?..

– Скиф.

– Да. Этот как?

– Проявил себя с лучшей стороны. Опыта маловато, но это дело времени.

– Хм! Ну, опыта набираться, думаю, ему будет где. Покой нам только снится… Снится тебе покой, Валет?

– Случается, случается.

– Завидую. А я и во сне… ну да ладно. Выводы твои, Мадьяр, по ходу данной операции. Слушаю!

Я откашлялся и заговорил, тщательно подбирая слова.

Трое вышедшие на нас с предложением обменять женщин на бензин и технические средства – вряд ли шастают сами по себе. Скорей всего, под кем-то, но жестко с «крышей» не связаны. Так, платят дань, за что имеют возможность более-менее свободно передвигаться по окрестностям. То есть все это в прошлом: шастали, платили, имели… На нас они вышли с честным коммерческим предложением, основательно считая, что Комбинат – организация очень солидная, слово держит и мелким кидаловом не занимается.

Мы и сейчас этого не сделали. Допускаю, что все прошло бы гладко-мирно, обмен состоялся бы, и разбежались восвояси. Но меня страшно возмутило гадское обращение этих уродов с беззащитными людьми, и я принял решение о ликвидации.

Тут я вспомнил, как мы обменивались условными сигналами, словесными и визуальными. «Зима будет холодная…» – значит действуем холодным оружием. «Работать надо!» – все, работаем. Шифр нехитрый, кто бы спорил, но с такими придурками прокатил.

Конечно, я не стал всего этого расписывать. Кратко повторил, что в скоротечном боестолкновении группа проявила высокие слаженность и профессионализм. Единственная оплошность – лично моя, но и она не критическая.

Ну и главный вывод: насчет «крыши». Вряд ли это серьезная контора типа «витаминов» или хотя бы «Восьмого блока». Не стали бы те с такой срамотой связываться, а если бы вдруг и связались, выделили бы в аренду что-то поприличнее такого убожища, как та «Газель», пусть бы и из соображений престижа. В таких делах это не пустяк.

Стало быть, мертвяки ходили-ездили под какой-то мелкой группировкой. Думаю, не важно, под какой. Наверняка там узнают, что Комбинат хлопнул их коробейников, но предъявлять не станут. Не по чину. Проще сделать вид, что я не я и лошадь не моя. Вот так.

Примерно это я изложил, наблюдая, как по мере рассказа отражается удовлетворение на лице Валета, а когда закончил, то и князь позволил себе одобрительную усмешку:

– Ну что, слово в слово. Мы с ними, – кивнул в сторону Валета, разумея вместе с ним и второго советника Барона, – прикидывали, пришли, по сути, к тому же. А мелочи – пес с ними. Ну, добро! – он внушительно прихлопнул массивными ладонями по столу и улыбнулся шире: – Бабы-то хоть стоящие?

– Так себе, – честно ответил я.

– Ничего, ничего, – встрял Валет. – Пойдут! Я их в санчасть отправил на карантин, пусть их там отмоют, промоют… А Репу на инвентаризацию трофеев кинул. Он мужик дельный, все как надо распишет.

Не упустил Валет случай подчеркнуть свои старания. Он тоже мужик дельный, спору нет, но вот начальству подмахнуть так и спешит. Я же этого не люблю.

Тут мне почудилось, что Олег прямо-таки прочел мои мысли. Не знаю, почему. Хотя наружно это никак не проявилось, он лишь кивнул и подвел итог совещанию:

– Ну что, как будто парни поработали неплохо, а, советник?

– Приемлемо, приемлемо, – поддакнул Валет.

– А раз так, то причитается вам премия, – князь повернулся ко мне. Я деликатно промолчал, предоставив начальству самому определить размер премии, – при этом догадываясь, конечно, какие блага жизни примерно будут нам отпущены.

Олег перевел взгляд на Валета:

– Скажешь Репе, чтобы по одному сухпаю выдали. Спирт – по сто грамм на рыло. Ну и к Матильде пропуска сейчас выпишу. До завтра, до одиннадцати ноль-ноль.

Он полез в стол за бумагами и ухмыльнулся:

– Как говорится, солдат отличается от ребенка умением пить водку и размерами детородных органов…

Армейский юмор я ценить умею – сын офицера и сам бывший военнослужащий. Старший сержант контрактной службы. Снайпер. ВУС-101. Зовут меня Андрей Егоров. Кличка Мадьяр возникла в давние студенческие годы, чтобы затем потеряться, а потом найтись вновь. И теперь иначе как Мадьяр даже я сам себя не называю. Это жизнь.

Я учился в универе на филологическом. И вот когда мои сокурсники узнали, что я наполовину мариец, кто-то из девчонок, знаток угро-финской лингвистики, прозвал меня так. Венгры и марийцы – конечно, родня дальняя, хотя сходство какое-то наверняка есть… Но, честно сказать, я этим никогда не интересовался. Академическая специальность моя была – «русская филология», да и проучился я по ней всего два года. Но прозвище и тогда оказалось живучим – мадьяр, да мадьяр. А мне все равно, пусть и эфиоп.

Что же касается финно-угорских генов, то они у меня от матери. Она была марийка. И я ее совсем не помню: она бросила нас с отцом, когда мне было два года, и махнула не знаю куда. Не знаю и того, что произошло между родителями. И вся моя память о матери – несколько старых фотографий не самого лучшего качества… А теперь и тех нет. Все сгинуло во всемирной буре.

Мать я не знал совсем, а отца очень плохо. Он был самый обычный общевойсковой офицер, Ванька-взводный, потом ротный, потом замкомбата. Выше не поднялся. Мотался по дальним гарнизонам, служил и за границей. Очень долго не женился. Почему?.. Не знаю, но догадываюсь – что-то такое было в юной девушке, волею судеб ставшей моей матерью: нечто таинственное, колдовское, невыразимое, что намертво притягивает к себе мужчин. Теперь мне кажется, что это чувствовалось даже по тем навсегда потерянным плохоньким фото, – но это всего лишь моя память.

Холостому офицеру с его нелегкой службой не до сына-малолетки, чего ж тут не понять. Поэтому жил я не с отцом, а с его родителями, то есть бабушкой и дедушкой, ну и привык считать их и своими родителями. Отец изредка приезжал в отпуск – помню, как совсем мальцом я трогал его форму: погоны, эмблемы, кокарду. И был в восторге… Помню, как он брал меня на руки, смотрел внимательно, без улыбки. Теперь, конечно, я сознаю, что в моих детских чертах он угадывал черты лица той, что стала странной, навсегда ушедшей звездой его жизни…