Сетерра. 2. Тайнопись видений - Диана Ибрагимова Страница 4

Лицо Кайоши выражало тревогу. Пальцы, покрытые вязью татуировок и сцепленные на груди, подрагивали. Юноша лежал неподвижно, завернутый в коричневые одежды и похожий на початок рогоза, из пуха которого сделали подушку под его головой. Неожиданно он вскочил с сиплым криком, точно подброшенный пружиной. Волосы качнулись, закрывая лицо, Кайоши убрал их и утер со лба липкие капли.

– Первый день Белого Дракона… Седьмой… Нет. Восьмой узел. Двадцать третий день последнего трида.

Тут он услышал постороннего и торопливо улегся на матрац, прищурив глаза до такой степени, что нельзя было понять, спит он или нет, а смотреть все еще получалось. За стенкой появился силуэт грузного слуги, подсвеченный лампой. Спустя мгновение Маэда поднял дверь, облаченную в раму из дерева, ступая на цыпочках по мягким судмирским коврам, подошел к окну и осторожно задвинул створку. Потом так же тихо удалился.

«Светает», – подумал Кайоши.

Его не показывали солнцу вот уже десять лет, с тех пор как юный провидец переступил порог храма. Он не покидал его в светлое время суток и выезжал за ворота лишь два раза в год, когда император устраивал во дворце большие празднества, куда созывались все знатные особы Чаина.

Крайне редко в стране рождались сыновья обоих Драконов – дети, у которых видения будущего перемежались со снами о прошлом. Большинство из них навсегда вошли в историю, став известными на весь мир предсказателями. И только одна неприятность прежде вставала на пути Божьих избранников: иногда они ошибались из-за того, что не могли определить, к какому времени относится очередной сон. То ли это грядущее, а то ли уже случившееся. Но в конце концов служители храмов решили проблему с помощью гипноза, широко распространенного в кругах предсказателей. Они внушали ученикам видеть только будущее, а чтобы Змей – хранитель памяти – не сердился, сыновьям обоих Драконов запрещалось выходить на солнце, к Белому Богу.

В свои пятнадцать Кайоши слыл одним из сильнейших мастеров-предсказателей Чаина. Он никогда не ошибался и не путался, ничего не упускал из виду. Император Ли-Холь благодаря ему был как за каменной стеной, и с каждым годом талант Кайоши распускался все пышнее. Его даже прозвали Цветком, подразумевая очень редкую фиолетовую розу. Юноше льстило такое сравнение. Он уже грезил, как увидит свое имя вписанным в книгу «Достояние эпохи», но тут случилось кое-что вышедшее за рамки.

Вопреки каждодневному внушению, Змей вернул Кайоши сны о былом, а после отнял чистоту канала. Прежде ни один посторонний образ не мог пробиться в сознание сына Драконов, а теперь там появился совершенно чужой, незнакомый человек. Его звали Такалам, и он никак не влиял на жизнь Ли-Холя.

Единственная ниточка связи между ними состояла в том, что чаинские травники придумали яд, которым Такалама собирались убить. Кайоши мог предотвратить это, уничтожив создателей и распространителей отравы. Достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы император велел солдатам вырезать их всех до одного и посадить в тюрьму перекупщика. Но Такалам ничего не значил для Чаина, хотя бывал в нем прежде. Он некогда собирался служить императору, но выбрал другого господина. Так почему Кайоши должна заботить его судьба?

Он не собирался потакать посторонним снам и никому не говорил о странностях: только намекни, и десяток претендентов на золоченое место тут же затопчут тебя, задавят под лавиной сплетен и пересуд. Нет. Главный провидец императора должен быть безупречен, и даже старику Цу-Дхо нельзя ничего рассказывать.

Поэтому Кайоши изо всех сил старался игнорировать проблему и вскоре благодаря усердию научился не путаться во времени. Все было хорошо. Он справлялся, хотя спать приходилось больше: Такалам перекрывал часть видений о Ли-Холе, и Кайоши регулярно наверстывал упущенные часы. Он продержался бы в таком темпе еще долго и уповал на смерть старика, надеясь, что, если его отравят, все прекратится. Кайоши верил в это всем сердцем. Но как бы не так.

После гибели Такалама начало твориться безумие. Отныне юноше снились десятки незнакомых людей, будто на месте сгоревшего дерева щетиной поднялась молодая поросль, должная заменить обугленный ствол. Самовнушение перестало помогать, и вот тогда Кайоши начал вести тайнопись, чтобы разобраться в происходящем.

Сегодня ему опять снился сон о пустыне и песчаной буре, в которой погибает человек. И стало ясно как день: Кайоши сойдет с ума, если допустит это. Такаламу нельзя было умирать. Отныне то, что он собирался сделать, легло на плечи других людей. Потеряй Кайоши хоть одного из них, и к хаосу добавится еще десяток линий.

Только одно решение могло спасти сына Драконов. Кайоши изучал его весь последний трид, читая и перечитывая дневники величайшего предсказателя прошлого века – Шаа-танады, – написавшего трактат «Внетелесные перемещения». Он считался основателем практик духовных путешествий и пожертвовал собственным телом, пытаясь определить, как далеко может добраться сознание человека. В конце концов его парализовало, и некоторое время он провел в коме, а потом просто перестал дышать. Такая судьба Кайоши не прельщала, но из всех невозможных путей этот был единственным разумным: его показали Драконы.

– Восьмой узел. Двадцать третий день последнего трида, – повторил юный провидец. – Я должен уснуть в это время…

* * *

Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар,

13-й трид 1019 г. от р. ч. с.

Непроглядно-темный мир, пахший старой тканью, качался неровным маятником. С потряхиванием, посапыванием и вздохами. Временами он останавливался и выдувал мучительное: «у-у-у-уф», потом подбрасывал Астре и раскачивал снова: влево-вправо, влево-вправо. Иногда позади кто-то появлялся. Туманный и навязчивый, он приходил и уходил, как уличная собака, которой однажды бросили с порога дома кость, возвращается к месту, где ее прикормили. Это началось с бури, когда прималь врезался сознанием в нечто разумное. Оно напомнило о человечности Астре и помогло вернуться в тело.

В череде мимолетных чувств появились первые мысли. Калека ухватился за них, и расшатанный мир стал знакомой спиной, а тканевый плен – кулем. Элиас без конца шмыгал носом, сопел и плевался. Калека выглянул наружу и увидел мокрую степь, согбенную под тяжестью липкого снега. Южный ветер надул немного тепла и, обернувшись густым туманом, на время вернул осени прежние жухлые краски.

Чувств в конечностях пока не было, но Астре не испугался, давая себе привыкнуть к телу.

«Чудом выжил, – подумал он. – Кто мне опять помог?»

Следующий миг обрушился на калеку лавиной мыслей. Сколько времени прошло? Почему Элиас его несет? Что с детьми? Как далеко Сиина?

– Сколько я так пробыл? – спросил Астре, пытаясь двигать замерзшими пальцами.

– Ох! – вздрогнул от неожиданности Элиас.

– Где остальные примали?

– Парень! Я уж думал, труп несу! – облегченно рассмеялся горе-колдун, ссаживая Астре в гущу влажной травы и высвобождая из куля.

Репьи тут же облюбовали размахрившийся край куртки и налипли на него хороводом ржавых комочков. Астре сел, как его посадили, и упал назад, не сумев удержаться. Руки все еще не слушались. Это начинало пугать.