Норки! - Питер Чиппендейл Страница 40

— Позволь мне вкратце повторить для тебя хотя бы основные положения, друг мой, — сказал Дедушка Длинноух. — Наш лес — это сообщество, где уживаются друг с другом миллионы самых разных форм жизни. Между ними существует определенное равновесие, которое поддерживается в замкнутой системе автоматически, то есть само собой. Так всегда было, и так всегда должно быть. Грядущая беда будет подобна могучему ветру, который может опасно расшатать это равновесие. Ничего более определенного я — увы! — сказать не могу. Я знаю только одно: это будет вторжение, подобного которому никто из нас никогда не переживал и которое с невиданной доселе яростью сметет все на своем пути. В этой связи, друг мой, я хотел бы обратиться к тебе с просьбой. Я слишком стар, и очень скоро меня здесь не будет. Все бремя ответственности падет на моего правнука Лопуха. Так обещай же мне помочь нам выстоять и сохранить все хорошее, что нам так дорого. Обещай оставаться нашей силой и опорой, мой дорогой, самый дорогой друг!

Хилое тело Дедушки Длинноуха вдруг содрогнулось от какого-то внезапного спазма, и голова его безвольно упала на плечо.

— Обещай мне!..— хрипел он, пока сиделка прилагала все усилия, чтобы помочь ему удержаться на

ногах. — Обещай мне, Фил! Я знаю, твое честное слово дорого стоит, и, если ты дашь мне его, я буду знать, что ты ни при каких обстоятельствах его не нарушишь…

Похоже было, что Дедушка Длинноух умирает прямо у него на глазах, и Филину страстно захотелось, чтобы этого не происходило как можно дольше. В растерянности он бросил взгляд вверх и увидел, как завеса тумана ненадолго поднялась, так что он смог рассмот^ реть мокрые деревья на дальнем конце поляны так отчетливо, словно они росли совсем рядом. Все это показалось ему знамением, в точности повторявшим то, что происходило в эти секунды у него в мозгу. Он прилетел на поляну с полной головой сомнений, посеянных там разговорами с Фредди и Борисом, и не сумел понять даже половины объяснений ДД. Но оказалось, что понимать не обязательно. Инстинктивно Филин принял все сказанное, потому что он уже давно любил лес, любил весь целиком, и то немногое, что он все-таки почерпнул из прочитанной ему лекции, лишь помогло ему точнее определить свое место и роль в жизни этого единого сообщества. Отныне, подумал Филин, каждый поступок будет видеться ему по-другому.

Что касалось последних слов ДД, то в них почти не было грубой лести, которой, как он начал с некоторых пор подозревать, были пропитаны панегирики Лопуха. («Кстати, тут ли еще Большая Задница?» — задумался Филин и обернулся. Лопух был не просто на месте — его стало значительно больше: над пеньком торчали уже два больших розовых уха.)

— Я обещаю, что буду помогать не только Лопуху, но и всему лесу, — медленно и торжественно проговорил он.

— Я знал…— чуть слышным шепотом отозвался Длинноух, с трудом улыбаясь.— Я знал, ты поймешь. Теперь мне можно умереть спокойно, потому что я не сомневаюсь: что бы ни случилось, ты будешь с нами. На всякий случай — прощай, мой пернатый друг…

Когда сиделка почти волоком потащила старика к норе, Филин неожиданно почувствовал, как у него закружилась голова. Он вдруг стал одной из центральных

фигур в чем-то совершенно грандиозном, чего он еще не понимал до конца. Тут ему в голову пришла другая мысль, и от досады он даже чиркнул когтями по бревну, на котором сидел. Гипнотическое воздействие старого мешка с костями оказалось таким сильным, что он начисто позабыл выяснить у ДД значения слов «дремократия» и «элитизм» — не говоря уже о крайне загадочных выражениях «вопреки» и «политически ошибочно».

О смерти Рамсеса стало известно только на рассвете, когда в его клетке начали собираться на Совет Старейшины. Мгновенно встал вопрос, кто расправился с Рамсесом. Был ли это кто-то из норок, или же что-то еще? Не успело, однако, начаться расследование, как вошел Хранитель с утренней порцией еды, и норки, боясь, как бы их не заподозрили в убийстве, торопливо разбежались по своим клеткам.

Судя по всему, Хранитель почувствовал, что дело неладно, в тот самый момент, когда он щелкнул своей штукой на стене и сарай залило ярким светом. Опустив на лол звякнувшие ведра, Хранитель быстро пошел по проходу, заглядывая в каждую клетку. Наконец он дошел до клетки Рамсеса и остановился как громом пораженный. В конце концов он открыл замок и, с осторожностью просунув внутрь руку, вытащил обмякший труп.

Норки с тревогой следили за тем, как Хранитель, постоянно оглядываясь, понес мертвого Вождя к выходу. Ненадолго он исчез из их поля зрения, но потом появился вновь, еще более бледный, чем обычно. При помощи какой-то палки он опустил дверцу в задней стенке опустевшей клетки Рамсеса, а потом небрежно Накидал еды в их кормушки. После этого человек снова прошелся туда-сюда по проходу, тщательно проверяя замки на каждой клетке, и ушел, причем долго возился <; большим замком на воротах сарая.

Придя в себя, норки выбрались из клеток и обнаружили своих Старейшин в крайнем смятении. Единственным, до чего они додумались, было срочное совещание, на котором все они с горькими упреками набросились на Психо. Почему он не предупредил их? — спрашивали Старейшины. Впрочем, в одном они были совершенно уверены — с Рамсесом расправился кто угодно, но только не сам Психо. Его трусость была общеизвестна; кроме того, никто не верил, что такое физически слабое существо способно нанести такое страшное увечье всевластному Вождю славной колонии. Нет, подозреваемым номер один был, конечно, Мега, но неожиданно двое Старейшин выдали ему железное алиби. Как они объяснили, Мега все время находился у них на глазах; в частности, всю прошлую ночь он спокойно лежал почти у самого порога их клетки. Старейшинам это показалось совершенно необычным, они даже собирались доложить об этом на Совете.

Не сомневаясь, что все это было подстроено нарочно, Старейшины немедленно обратили свое внимание на Мату, которую они считали подозреваемой номер два. И все же им было нелегко поверить, неужели самка может обладать достаточной свирепостью и силой, чтобы совершить такой отвратительный поступок. Третьим и последним подозреваемым был Макси, однако никто из Старейшин не мог вразумительно сказать, как и когда он сговорился с Мегой.

Среди сторонников Меги появился убийца, который действует решительно и скрытно, и это отнюдь не придавало им уверенности. Как мрачно говорили друг другу Старейшины, одно дело — применять закон так и тогда, когда тебе удобно, и совсем другое — делать то же самое, зная, что за это с тобой могут расправиться.

Что до самого Меги, то он без особого труда свел концы с концами, хотя до этого момента он даже не задумывался об убийстве. Когда Мата просила его позаботиться об алиби, Мега решил предоставить событиям развиваться естественным путем. И вот теперь, когда случилось нечто страшное, он с удивлением обнаружил,

что не испытывает никаких особенных эмоций. Инстинкт подсказывал ему, что происшествие непременно сработает в его пользу, но память о Шебе омрачала это чувство. Она ни за что бы этого не одобрила. Сначала песня о хреновине, потом убийство… Ни Шеба, ни сам Мега никогда не думали о подобном исходе. Понадобился еще один женский ум, чтобы взять ситуацию за горло, и не только в переносном, но и в прямом смысле.