Коммутация - Леонид Каганов Страница 41

Искренне ваш,

доктор юридических наук,

/Н. В. Клеменский/

Олега я впервые увидел на вокзале. В тот вечер я снова пришел туда, неужели все еще надеялся уехать? Вокзал оказался самым тихим местом в Москве. На рябом, загаженном полу, под разбитыми стеклами бывших касс спали на тюках трое пьяных. В углу сидела обнявшись влюбленная парочка. На кресле у входа тихо всхлипывала немолодая женщина в длинной черной юбке. У нее на руках спал младенец. Больше никого не было. На улице безумно ревел ветер.

— Стоять, твою мать! — раздался сзади хриплый голос.

Я медленно обернулся и увидел милиционера в форме летнего образца. Он был года на два старше меня и на пару сантиметров ниже ростом. Скуластое лицо покрывала короткая щетина, зрачки уверенно рассматривали меня сквозь набухшие, монголоидные прорези век.

— Глухой? — спросил он.

— В чем дело? — осведомился я, стараясь придать тону максимум достоинства.

— Короче, документы показывай! Что в сумке, что в карманах?

— С какой стати?

— Ты скотина или человек? Язык понимаешь? Открывай сумку!

— А если не открою?

— Тогда я тебя пристрелю, — он деловито расстегнул кобуру и вынул пистолет.

Я еще раз заглянул в его глаза и понял, что действительно застрелит.

Пришлось распахнуть сумку. Впрочем сумка была — одно название. Заплечная торба с безнадежно рваной молнией. Внутри комом лежала ненужная теперь теплая куртка и завернутая в газету бутылка водки, которую я берег на последний день. Милиционер немедленно убрал пистолет, запустил руку в сумку и выудил сверток с бутылкой. Газета полетела на пол, а бутылка была втиснута в карман форменных брюк.

— На каком основании? — спросил я тупо.

— На основании приказа мэра о соблюдении порядка.

— Что еще за бред? Какого порядка? Какого мэра? — возмутился я.

И тут же получил не сильный, но отчетливый удар кулаком в бок.

— А это тебя не волнует. Понял? Что в карманах? Все вынимай.

И я начал выгребать из кармана: носовой платок, горсть жухлых семечек, пачку долларов и капсулу с таблетками.

— Что за таблетки? — спросил он. — Яд?

Я кивнул:

— Снотворное.

— Прячь. Откуда сам?

— Местный.

— Не свисти.

— Из Екатеринбурга.

— Вот я гляжу выговор не московский. А чо не дома?

— А мне и здесь хорошо.

— Не свисти.

— Ну не успел, не успел…

— Ага, — злорадно усмехнулся он, — а долларов-то набрал до едреней матери, да?

Я промолчал. Он вынул из кармана мою бутылку, отвинтил колпачок, глотнул и удовлетворенно поморщился.

— Будешь?

— Буду, — неожиданно сказал я и взял протянутую бутылку.

— Дома ждут?

— Ждут.

— А здесь есть кто?

— Никого.

— Вот, блин, и у меня уже никого… — сказал он и замолчал.

Младенец на руках у женщины проснулся и начал оглушительно верещать.

Милиционер поморщился.

— А чего, блин… — начал он, но сбился — младенец орал оглушительно, а женщина вдруг тоже завыла протяжно и тоскливо.

— А, блин, чего… — опять начал милиционер, но фраза снова потонула в крике.

— Да заколебали своими воплями! — он вытащил пистолет.

Я инстинктивно закрыл глаза. Воздух дважды качнулся и заложило уши. По ноздрям ударил резкий запах гари и вслед за этим до моего сознания донеслись оглушительные хлопки, будто кто-то всесильный с размаху ударил по Земле гигантским молотом.

— Короче, говорю, чего, блин, делать теперь думаешь? — услышал я сквозь гул в ушах.

Я открыл глаза — сверток с младенцем валялся на полу. Под ним медленно расползалась красная лужа. Пьяные на тюках проснулись и таращились из угла молча и осоловело. Откуда у младенца столько крови? Женщина сидела, неуклюже откинувшись на спинку кресла. Вместо левого глаза зияла дыра и из нее толчками выплескивалась кровь — на черное платье, на оранжевый пластик кресла и на пол.

— Что? — спросил я.

— Глухой? Чего делать будешь?

— Не знаю.

— Решай. Со мной пойдешь?

— Пойду, — вдруг сказал я.

Женщина дернулась всем телом и с клекотом осела на пол.

— Идем, — сказал он. — Меня звать Олег. Сумку брось, на хрен она нужна?

— Коля, — сказал я. — Николай Викторович Клеменский.

— Кого это теребит? Коля и Коля.

Долгое время мы шли молча, Олег впереди, я чуть поодаль. Под ногами чавкали лужи. Казалось невероятным, что здесь еще неделю назад лежал снег.

Людей было много. Они торопливо и озабоченно сквозили в разных направлениях, а я шел и думал, что на моей памяти так бегали по улицам только в последний вечер перед Новым годом. Порой мимо проносились целые семьи с детьми. Из распахнутых окон раздавались голоса и музыка.

Облупленные дома и короба давно брошенных автомашин казались выписанными тушью прямо в воздухе, они отбрасывали колючие тени. Повсюду ползали ярко-синие блики и резало глаза как от фотовспышки. Над головой выл ветер, пытаясь сбить с ног и прижать к грязному асфальту. Атмосфера давно сошла с ума. А над домами и над ветром, в лиловом небе истошно палила Блуждающая звезда, выливая на Землю фиолетовый свет — чуждая, страшная, в косматых протуберанцах короны. В последние дни на нее уже нельзя было смотреть без темных очков. Очков у меня не было, и я смотрел под ноги.

— У нас в армии случай был, — вдруг начал Олег. — Короче, сидим мы ночью в караулке — я и Тимур. Тимуру брат прислал шмали, а у меня самогон. Сидим, короче, выпили и курим. Второй год служим, борзые уже, все по барабану.

Тут раз, значит, — короче, входит прапор. И так носом повел — курите, подонки? Абзац, — говорит, — сгною на пиле. А пила — это у нас на болоте около деревни такая байда была, туда салаг фигачить посылали. Ангары строить. Ну, короче, мы смотрим — прапор сам пьяный в драбадан. Ну Тимур типа ему протягивает бутылку — угощайтесь, товарищ прапорщик. Короче, выпили с ним и дали ему курнуть. Сидим, значит, и ржем в три рыла как долбанутые. Ну, раз, значит, и тут приходит сам майор Лухой. А это такой, знаешь, абзац… — Олег задумался. — Ты в армии служил?

— Ну типа.

— Не свисти.

— На военной кафедре был.

— Салага.

На мокром асфальте валялся труп маленького мужичка. На нем был почти чистый костюм-тройка, и это не вязалось с небритым бордовым лицом в кровоподтеках. Похоже, он прыгнул из окна и лежал здесь уже давно, потому что запах был особенно гнусный. Люди обтекали труп со всех сторон.