Третье человечество - Бернард Вербер Страница 41

— В таком случае в своей первой жизни я выбираю… самую красивую историю любви.

— Отличный вариант. Открывайте дверь.

Он опасливо открыл дверь, но на этот раз перед ним не возникло никакой стены воды — лишь подвесной мост, терявшийся в тумане.

— Я вижу мост.

— Он послужит для того, чтобы вы перебрались из настоящего в прошлое. Идите.

Давид осторожно двинулся по мосту, хватаясь за натянутые по бокам веревки.

Он пошел дальше, обернулся и не увидел за собой никакой двери.

В этот момент Давид почувствовал, что восприятие его изменилось. Дойдя до другого края моста, он обнаружил вокруг себя фантастический пейзаж, которого раньше даже представить не мог.

На чем я остановилась?

На своих дебютных опытах по сотворению жизни, благодаря которым у меня появились первые жильцы: бактерии, водоросли, вирусы…

В первозданном океане все эти соперничавшие между собой виды стали противоборствовать, пытаться сожрать друг друга и, таким образом, эволюционировать.

И по-настоящему ожесточились.

Их тактика оттачивалась, становясь все замысловатее и тоньше.

Вскоре произошло первое разделение на формы жизни «дичь» и формы жизни «хищники».

Дичь усиленно трудилась над своим умением убегать и прятаться, равно как и над способностью в больших количествах воспроизводить потомство.

Хищники же развивали зубы, мышцы, когти и яд.

Обычных хищников поедали суперхищники.

Суперхищников побеждали сверхсуперхищники: гигантские монстры с острыми зубами, могучими челюстями и отточенными плавниками.

Чем активнее хищники потребляли протеин своих жертв, тем больше развивались их мышцы, тем быстрее и безжалостнее они становились.

Другие виды, слишком медлительные, заметные или же воспроизводящие недостаточно потомства, были обречены.

С тех пор установились правила игры.

Они гласили следующее.

«Сильный поедает слабого».

«Быстрый поедает медлительного».

«Плотоядный поедает травоядного».

«Суперплотоядный поедает обычного плотоядного».

Океан превратился в своеобразную арену, где все боролись за то, чтобы убить другого и не быть убитым самому. И вот наступил день, когда одна рыба вышла из воды.

Это произошло 521 миллион лет назад. Ранним утром, на заре. Я перехватила мозговые волны и ощутила охватившую ее панику.

Она была травоядной и скорее относилась к категории жертв.

Она была ранена, но в последний момент сумела бежать и теперь была жива, несмотря на весь охвативший ее ужас.

Рыба оцепенела, ей было очень плохо.

Она пребывала в том же состоянии что и я, когда в меня ударила Тейя (ее «Тейя» была похожа на громадную акулу, вырвавшую из нее часть бока, точно так же как Тейя когда-то вырвала часть моей земной коры).

Порой ужас обладает способностью пробуждать.

Именно так эта пугливая рыба превзошла себя и все изменила. Движимая страхом, она вышла из воды и стала ползать на плавниках по суше.

Жизнь в ее теле укоренилась прочно, она выжила.

Рыба стала плодиться, дети ее приспособились к новой окружающей среде и развили в себе способность жить вне воды.

После этого подвига ее примеру последовали и другие неугомонные.

С тех пор жизнь стала приобретать все более и более сложные черты, ведь в плане действия земная среда давала гораздо больше возможностей, чем водная.

Так 475 миллионов лет назад появились снабженные корнями растения. Ими были водоросли, которые тоже решили рискнуть и выйти из воды. Вначале они устраивались по берегам, но затем двинулись в глубь суши. Водоросли стали травой и отправились покорять материк. Затем эстафету у травы переняли кусты, а у кустов — деревья, которые представляли собой самую могущественную и высокоорганизованную форму растительной жизни. Моя поверхность стала прирастать лесами.

Сначала я обросла зеленым пушком, затем шерстью и, наконец, мехом. Я покрылась плотным слоем густых лесов. После атмосферы и океана они стали моей третьей защитной оболочкой.

Пчелиное жужжание усилилось и стало оглушительным.

Аврора открыла глаза.

Я не умерла.

Она услыхала женщин, говорящих на своем языке, затем ее подняли чьи-то руки и опустили в бассейн. Вода была достаточно соленой для того, чтобы она могла держаться на поверхности. Девушке казалось, что тело превратилось в неодушевленный предмет, над которым парили мысли.

Пентесилея и жрицы сгрудились вокруг нее и стали касаться кончиками указательных пальцев. Вода была теплой. С дна бассейна просачивался затхлый запах серы. Сцену освещали факелы, в свете которых на своде пещеры плясали отблески воды.

Пение стало громче. Под потолком закружились пчелы.

И тогда жрица осветила еще один, новый участок пещеры, являя взорам огромный натуральный кварц, торчавший из земли прозрачным монолитом свыше десяти метров в высоту. Антигония включила прислоненные к кристаллу громкоговорители и с чувством произнесла:

— О наша планета, о наша Земля, о Гайя, мы, жрицы Иштар, присутствуем на церемонии общения. Когда-то мы уже входили с тобой в контакт. Этот смерч подсказал нам, что ты хочешь поговорить с нами, твоими дочерями. Наша посредница — чужестранка с золотистыми глазами. Она здесь. Она прошла обряд посвящения. Согласна ли ты говорить через нее? Мы слушаем тебя, о планета, о Гайя!

Веки Давида были опущены, но глаза двигались из стороны в сторону.

— Что вы видите, би’пеНе Уэллс? — спросила Нускс’ия.

— Я на каком-то пляже. Вижу человека — и знаю, что это я.

Молодая пигмейка перевела его слова.

— Что это за эпоха? В какой вы стране? Кто этот человек?

— Пока не знаю.

— А что вас окружает?

— Кокосовые пальмы… Странно.