Блудницы Вавилона - Иэн Уотсон Страница 41

Церемония, по-видимому, завершилась, потому что маги один за другим поднялись по широкой лестнице. Алекс подождал несколько минут, но никто не возвратился, и он, отставив лампу и погасив огонь, выступил из укрытия.

Тут и там на стенах висели черные шерстяные полотна, прикрывающие, должно быть, другие входы и выходы. Алекс быстро прошел к стене с галереей, где был только один занавес, наверняка маскировавший ведущие наверх ступеньки. Он не сомневался, что галерея пуста, но все же решил не подниматься, чтобы не оказаться в случае чего отрезанным от выхода.

Подняться по большой лестнице, проскользнуть через пустующий в это время храм и выйти в город?

Зачем? Искать убежища во дворце?

Он огляделся. Нижний зал был, очевидно, самым просторным во всем здании. Идеальное место для торжественного бракосочетания. Так вот где Мардук возьмет Дебору в жены!

Лорел (или Харди?) говорил что-то о кульминационном моменте церемонии, когда с невесты сорвут одежды, и она, прежде чем Мардук предъявит свои права, предстанет обнаженной перед всеми собравшимися. Смириться с такой перспективой Алекс не мог. Обстоятельства, однако, складывались так, что увидеть Дебору голой он мог лишь в одном-единственном случае. Только вот вряд ли раба пригласят на торжественный пир! Впрочем, Фессания, пожалуй, могла устроить его присутствие – хотя бы для того, чтобы посыпать раны солью или отшлифовать зеркало его души.

А в самом деле, что означает для него Дебора в сравнении с Фессанией?

Алекс попытался представить яркие огни, бешеную музыку и разнузданные пляски, ломящиеся от вин и яств столы, толпу гостей, обнаженную невесту перед дремлющим на алтаре чудовищным быком. Волнение и ужас боролись в его душе.

Мы все здесь вавилонские блудницы! Как же права была Фессания.

С другой стороны, почему бы и не дать волю желаниям и фантазиям? Иначе ведь можно просто задушить себя, как уже душила Алекса своими запретами спрятавшаяся в Каскадных горах коммуна.

Не купайся нагишом с сестрой твоей; не сотвори кровосмешение; не возись с мальчиками; не поддавайся греху гомосексуальности; мы должны поддерживать рождаемость. Не вступай в случайные связи с чужими мальчиками и девочками; чужак есть потенциальный враг, расхититель продовольственных запасов, разносчик болезней, насильник, убийца, коммунист, Иуда. Мораль вооруженного сервивалиста.

Однако ж, если людей не придушивать, разве вскинется обжигающее пламя желаний? Именно оно, желание, творило историю. Общества, просто получавшие удовольствие от самих себя, не оставили ни малейшей отметки. Лотофаги, праздные мечтатели Полинезии, сохранились только потому, что их никто не заметил.

Вавилон вывел новое уравнение: исполнение желания плюс опасность наказания, обращения в рабство, смерти.

Рисуя в воображении резвые шалости свадебного пиршества – с его жестким базовым теократическим мотивом, – Алекс все ближе подходил к возлежащему на камне быку. По обе стороны от бронзового монстра высились громадные, в рост человека, незажженные свечи. Бык притягивал его к себе так же неумолимо, как совсем недавно Вавилонская башня. Внутри зловеще помигивал огонь. Крик за спиной:

– Стой, раб!

Слова отдались эхом. Алекс обернулся. Маг! Он стоял у одного из черных полотнищ – должно быть, выступил из потайного коридора или комнаты.

– Раб!

Алекс повернулся и бросился к занавесу над ходом, через который попал в зал. Маг, шурша черными одеждами, устремился наперерез. С лестницы уже доносились торопливые шаги. Маг сделал ложный шаг в сторону. Колпак свалился на пол. До спасительного выхода оставалось несколько шагов.

Однако вместо того, чтобы попытаться схватить беглеца, маг применил футбольный прием, бросившись ему в ноги. Прежде чем Алекс успел подняться, маг атаковал его снова, придерживаясь той же тактики. И снова с успехом. В следующее мгновение подоспевшие на помощь люди в черном прижали Алекса к полу.

Зажав руку болезненным замком, его поставили на ноги. Он невольно вскрикнул.

– Молчи! – прошипел первый маг. – Нельзя тревожить повелителя Мардука.

– Тогда прекратите выкручивать руку! Боль стихла, дискомфорт остался.

– Это не наш раб.

– Не наш.

– Однако ж у него знак льва.

– И то верно.

Через несколько часов Алекса выволокли из мрачной и сырой дыры и привели к алтарю. Горели свечи.

Стоявший у базальтового постамента отец Фессании поглаживал бронзовый бок спящего быка. Проверяет, не остыл ли? Теперь Алекс заметил в складках бронзовой шкуры прорези и вентиляционные отверстия. Идол был полый. Что касается Мардука, то он облачился в ночной халат и напялил трезубую корону. На пленника жрец смотрел с нескрываемым любопытством.

Помня о предостережении Фессании, что люди Мардука могут применять пытки, Алекс отвечал смиренно и покорно, приправляя ложь правдой. Или наоборот. Что она слышала? Может, Фессания всего лишь хотела припугнуть его?

– Великий Бог, – захныкал Алекс, – я прошу прощения. Сжалься. Я раб твоей дочери, госпожи Фессании! Вот почему у меня этот знак. Любопытство овладело мной. Сон не пришел ко мне, и я отправился в молельню и заглянул за занавес. Увидел ступеньки и попал в туннель…

– Как ты открыл дверь?

Алекс рассказал, и водянистые глаза бога похолодели.

– Госпожа Фессания ничего мне не говорила! Я просто угадал.

– Она и не могла ничего тебе сказать, потому что сама ничего не знает! Да и с какой стати ей доверять такой секрет какому-то рабу?

Алекс опустил голову.

– Не знаю.

– Но, может быть, ты пришел с другой стороны! Из Вавилонской башни. Только глупец попытался бы сбежать из моего дома через храм!

– Я не пытался сбежать, Владыка! Нет! Я только хотел посмотреть.

– Может, ты и есть дурак. Ловкий, но дурак. А может, убийца.

– На мне твой знак, Владыка.

– Знак может поставить каждый, у кого есть на то достаточная причина. – Мардук повернулся к одному из магов. – Иди и попроси мою дочь явиться сюда для опознания раба.

Маг поспешно бросился исполнять повеление.

– Я часто бываю богом милосердным, – продолжал Мардук. – Тем более сейчас, в преддверии счастливого события. Но чтобы охранять город от беспорядка, нужно быть справедливым и жестоким. Если моя дочь не признает тебя, правду вытянут клещами. А потом и ту правду, что кроется за ней. Через какое-то время ты уже перестанешь быть тем, кем был раньше. А в конце то, что останется от твоих отделенных членов, поплывет по этой канаве к реке, а вслед за ними твое неуклюжее туловище. Если же моя дочь признает тебя – тебя, снедаемого любопытством, – то будешь ты поглощен огнем в чреве моего быка. – Мардук хлопнул идола ладонью, и тот отозвался гулким мычанием. – Крики твои будут выходить ревом через его ноздри. По сравнению с первым вариантом довольно быстрая смерть.