Узники подземных лабиринтов - Джон Уиндем Страница 42

Мигель вытащил кляп, но губы ее слиплись и не желали шевелиться. Во рту так пересохло, что язык казался тяжелым и неповоротливым. Когда она попыталась заговорить, изо рта вырвалось какое-то карканье. Мигель несколько мгновений колебался, затем протянул ей чашу. Маргарет наклонилась, но не смогла взять ее.

— У меня болят руки, — пожаловалась она.

— А почему бы нет? Если бы пигмеи поймали менял поверив твоей лжи, они бы со мной еще и не такое сделали!

Однако он все же развязал веревки. Она медленно, преодолевая боль, вытянула руки. Возвращающееся кровообращение причинило такие мучения, что Маргарет застонала. Мигель не собирался рисковать. Он подождал, пока пленница хоть немного придет в себя, и снова связал ей запястья. На этот раз — спереди и слабее, а затем вернулся к прерванной трапезе.

— Ну вот, теперь можно и поговорить, — сказал он. — И мне плевать, что ты будешь кричать — тебя здесь никто не услышит!

Маргарет оглядела пещеру и легко ему поверила. У пигмеев нет карт: они знают только те пещеры, в которых живут, а про те, которыми больше не пользуются, забывают. Нынешнее поколение пигмеев потерялось бы в этих местах так же, как и она.

Не дождавшись ответа, Мигель продолжал:

— Думала, со мной все кончено, да? Что ж, почти так оно и было. Пара маленьких дьяволов почти достала меня, но я одного убил, а потом поддал другому, чтобы он увидел, почем фунт лиха. Да, ты им неплохо наплела насчет кошки, но, видит бог, ты об этом пожалеешь!

Он замолчал и посмотрел на нее. Маргарет старалась не отвести взгляда. Мигель не должен узнать, какое чувство пустоты и слабости вызвала его злобная угроза. Наконец он отвел взгляд и фыркнул.

— Ну что, будем упрямиться, а? Не советую.

Маргарет по-прежнему молчала. Она боролась со своим усиливающимся страхом. Что затевает Мигель? Его тон пугал ее не меньше, чем сами угрозы.

— Скажешь ты мне, наконец, где находится «Солнечная птица»? Маргарет помотала головой. Он пожал плечами.

— Я знал, что ты так ответишь! Но я дам тебе шанс, которого ты не заслуживаешь. Скажи, и проблем не станет!

Она молчала.

— Жаль, — сказал он. — У тебя такие красивые руки! — Он отложил в сторону кусок гриба, демонстративно взял обломок скалы и принялся осторожно разбивать его камнем, который держал в другой руке. Работая, он продолжал говорить:

— Тебе известно, что случилось с твоим дружком и его бандой в тюремных пещерах?

— Они держатся.

— Они держались, но скоро пигмеи их одолеют! Их выкурили! Как долго они продержатся, прежде чем ослепнут и задохнутся? Думаю, их уже одолели! — Он отломил кусок камня и осторожно положил на пол. — Теперь уже слишком поздно, — продолжал он, — ты не сможешь им помочь. Почему ты не хочешь быть разумной? Скажи мне, где «Солнечная птица», и мы вместе отсюда выберемся! Ты сможешь спасти многих людей!

Маргарет снова отрицательно помотала головой.

Она чувствовала тяжесть на сердце. Неужели Мигель говорит правду? Все равно, решила он, у Марка и его друзей должны быть какие-то шансы! В конце концов пленники отразили две атаки. Если Мигель лжет, положение остается прежним. Если же нет, то стоит ли пожертвовать «Солнечной птицей»? Нет, надо освободить всех пленников! Она представляла события, разворачивающиеся внизу, в ложном свете. Горстка сражающихся людей для нее стала важней сотен неповинных узников, но ведь среди них много женщин и детей, как говорил Гарм. Она не может пожертвовать этими людьми, чтобы спасти себя и Мигеля.

Он продолжал методично дробить камень. На полу уже лежало множество маленьких камешков. Она следила, с опаской спрашивая себя, что он намерен делать. Как он сказал? У нее красивые руки? Да, это так, но…

— Вот видишь, — непринужденно заговорил он, — ограничений во времени нет, рано или поздно тебе придется все рассказать!

Он положил камень и посмотрел на лежащие перед ним обломки. Их было десять, маленьких осколков скалы, довольно узких и не более дюйма в длину. Ее охватило смятение. .. Он взял один и приблизился к ней.

— Ну, где «Солнечная птица»?

— Нет, — ответила она.

— Это твой последний шанс, проклятая маленькая ослица!

Он сжал ее связанные руки своей крепкой ладонью, свободной рукой засунул острие осколка ей под ноготь и сильным толчком вогнал его. Маргарет закричала от невыносимой боли.

— Ну, что теперь скажешь?

Рыдания душили ее. Она не могла говорить.

— Прекрасно!

Он потянулся за другим тоненьким осколком камня.

— А в мужестве тебе не откажешь!

Мигель с невольным восхищением обратился к рыдающей девушке, лежащей на полу.

Маргарет его не слышала. Она боролась с нестерпимой болью, цепляясь за соломинку решимости: она не должна говорить, не должна говорить…Мигель сидел и угрюмо смотрел. Ему было более чем не по себе. Ну почему эта дура сразу все не рассказала? Ему не хотелось пытать ее. Еще недавно он ненавидел ее за предательство, но ненависть прошла. Он назвал ее ослицей, но, видит бог, ослица не была бы такой упрямой. Он был не прочь… Нет, это было бы глупо. Когда он зашел так далеко… Во всяком случае, он попробует еще раз. Он взял каменный нож, который снял с одного из убитых пигмеев, и вернулся.

Маргарет смотрела на стоящего над ней человека. Тот что-то говорил. Сквозь пелену, застилающую глаза, она видела, как шевелятся его губы. Она пыталась расслышать, что он говорит. Слова, казалось, доносились издалека, но смысл она понимала: он говорил, что сделает с ней сейчас. Она слушала, и ее тело дергалось, словно по нему проводили каменным ножом. Но он продолжал говорить, вдаваясь в ужасные, тошнотворные детали. Она вскричала:

— Нет! О, господи, не делай этого!

— Тогда скажи мне, где «Солнечная птица»! — Она помотала головой.

— Не скажу!

— Хорошо, тогда…Каменный осколок начал опускаться. Маргарет не могла оторвать от него глаз. Почему, ну почему?.. Ей ничего не оставалось, как только согласиться. Через секунду он коснется, потом разорвет, затем, о, господи… Коснулся…Она закричала:

— Я скажу… Я скажу…Она отшатнулась, рыдая от душевной муки. Никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной и униженной. Но если… Нет, она бы перенесла одну муку ради другой, вероятно, худшей. Рано или поздно она бы все равно сломилась… Но чувствовать себя поверженной было непереносимо горько.

Мигель отвернулся, радуясь, что она не видит его лица. Он вытер пот со лба и бросил каменный осколок в угол. Он чувствовал себя хуже, чем когда-либо. Никогда не следовало этого делать, но, слава богу, угроза сработала…Он вернулся к девушке и развязал ей запястья и лодыжки. Притащил из угла одежду, которую с нее недавно сорвал. Обрывки шелковой блузки он положил ей под голову вместо подушки, остальными тряпками укрыл. Затем прошел в угол пещеры и сел, прислонившись спиной к стене, и слушал ее рыдания, полные невыносимого отчаяния.