НЕЙРОС. Часть третья. Черные слезы - Павел Иевлев Страница 43

— Вы чертовски вовремя, — признала Костлявая. — Когда на горизонте погас свет города, я сразу приказала собираться, но сам знаешь, какой у меня контингент. Этим пить, этим писать, эти хнычут, те их утешают… В общем, они успели раньше.

— Бывает. Хорошо то, что хорошо кончается.

— Вряд ли это кончится хорошо, — мрачно предсказала премша. — Город же всё?

— Скорее да, чем нет. Стоит ждать следующих визитёров?

— Не думаю. О нас знал всего один человек, и вряд ли он с кем-то поделился. Это был его собственный клан. Прикинь, этот мудак ко мне трижды сватался!

— Видимо, решил не ждать от тебя милостей.

— Факт. Теперь его сожрут жуки. А я уже подумывала согласиться!

— Серьёзно?

— Почему нет? Ты ведь замуж не зовёшь, — грустно пошутила она, — а девушке надо как-то в жизни устраиваться. Особенно если ей уже под тридцать, и на шее несколько десятков детей.

— Которые резко перестали быть ценностью и стали обузой, — догадался я.

— Именно. Ты ведь тоже не просто так прилетел?

— Мне нужно во второй город.

— А мне отсюда свалить и мужика хорошего. И что?

— Я знаю, где он. Но мне нужна энергия для коптера.

— Это и есть твоё желание, никакой романтики?

— Вообще-то я думал, что ты нас просто так заправишь. Но если ты считаешь, что…

— Заправлю, — махнула она рукой. — Ты прав. Спор был между нами, это личное. Не будем вмешивать дела. Сажайте вашу леталку на крышу. И говори, куда ехать. Будем заправлять на ходу, так быстрее. Да и нам не стоит тут задерживаться.

* * *

— Это Верховная Владетельница, а это прем клана… Кстати, как он называется?

— Он даже кланом не называется. Мы просто изгои.

— Теперь все изгои, — отвечает своим механическим голосом оболочка Калидии. — Я тоже ничем уже не владею.

— Блин, ты всегда такая жуткая? — спрашивает Костлявая. — Кстати, я Костлявая.

— А так и не скажешь, — комментирует Владетельница. — А я Калидия. Но ты, наверное, в курсе.

— Ну блин, что вы к имени цепляетесь? Меня так назвали в тринадцать, я была худая, как швабра. Ну да, с тех пор у меня отрасли жопа и сиськи, но не менять же имя из-за такой ерунды?

— Извини, Костлявая.

— Проехали.

— И я не всегда такая жуткая. Я могла бы снять оболочку, но тогда мне потребуется есть, пить, в туалет и спать. В ней я продержусь намного дольше.

— Понимаю, — зевает премша, — сама сутки не спала.

Мы сидим в огромной кабине фуры-генератора, за спиной молотит поршнями его установка, на крыше привязан заряжающийся коптер, в свете фар катится под колеса пустошь.

— Может, так и доедем потихоньку? — предлагает Костлявая. — Не так уж это и далеко, оказывается.

— Нет, — качает глазастой башкой оболочка, — у нас мало времени. Каждый час без энергии увеличивает число жертв в городе.

— То есть ты ещё надеешься что-то исправить?

— Не исправить. Исправлять нечего. Просто сделать так, что люди выживут. Всё равно какие. Всё равно чьи. Кланы, низы, верхи — неважно. Может быть, мы сможем построить новое общество. Заселить город снова.

— Это вряд ли, — хмыкает Костлявая. — Все так и норовят вцепиться друг другу в глотки.

— Это нормальное поведение людей. Это преодолимо, когда есть цель и есть лидер.

— Лидер — это ты?

— Нет, — качает круглой головой Калидия. — Я не хочу быть лидером. У меня отвратительно получается. Когда я стала Верховной, то вскоре поняла, что на самом деле мне нужно было признание отца, а не правление безумным городом, в котором меня все ненавидят.

— Насколько я понимаю, отца у тебя уже нет, — осторожно напоминает Костлявая.

— Мёртвый отец даже лучше. Живой может однажды впасть в маразм и случайно тебя похвалить, приняв за кого-нибудь другого. Мёртвый отец беспощаден навеки.

* * *

Взлетаем тем же составом, что приземлялись. Остаться в караване Костлявой не захотела даже Лоля. Я для неё — автомат, выдающий по таймеру штырево, и она старается не терять меня из виду надолго.

Коптер отрывается от площадки на крыше мобильного генератора и устремляется навстречу восходящему солнцу. Караван пылит некоторое время сзади, потом превращается в пыльную точку, потом исчезает.

Назвавшие «второй город» городом руководствовались, видимо, исключительно историческими соображениями. Когда-то он таковым был. Сверху ещё можно разглядеть границы — и они не сильно уступают тому городу, который теперь «первый». Скорее всего, его ждёт та же судьба. Сотня-другая лет, и пески Пустоши пережуют стены башен. И только Чёрная Цитадель останется торчать бессмысленно и неразрушимо — как тут.

Когда мы приближаемся к центру, я понимаю, что этот город тоже стоял на берегу моря. На берегу он стоит и сейчас, но моря больше нет. Залив превратился в провал, и на его дне, как утонувший корабль, лежит огромный овальный объект.

— Это поплавок энергостанции, — поясняет Калидия. — Они не могут использовать кристаллы сами, потому что у них забрали море.

— Как можно забрать море? — удивляется Шоня.

— Не знаю. Спросишь, когда прилетим.

— Не похоже, что тут есть у кого спрашивать…

— Курс на Цитадель, — командую я Лендику. — Если где и есть жизнь, то там.

Чёрный каменный массив трудно не заметить. Здешним правителям то ли не хватило наглости строиться поверх исторического объекта, то ли всё надстроенное уже осыпалось прахом и смешалось с остальными руинами.

— Туда! — указывает Калидия.

Перед монументальным входом расчищенная от обломков площадка, и она просто напрашивается стать посадочной. Рядом стоят две фигуры в оболочках — нас встречают.

Коптер зависает и мягко опускается на шасси, раздувая по сторонам пыль, мы с Калидией спрыгиваем на землю и направляемся к ним. За мной выскакивает Нагма, догоняет и вцепляется в руку.

— Рады видеть вас, — синтетическим голосом приветствует одна из оболочек.

— Кто вы? — спрашивает таким же Калидия. — И что вообще происходит?

— Вы задались этим вопросом только сегодня? — ирония прорывается даже через речевой синтезатор. — Не волнуйтесь, вы успели как раз к финалу.

Чёрная Цитадель внутри такая же унылая, как снаружи. Тёмные стены, на которых неярко светятся квадраты световодов, и никакого интерьера вообще. Очень много очень пустого места. Возможно, секрет их неуничтожимости в бесконечной скучности — энтропия смотрит, зевает и отворачивается.