Время новой погоды - Шон Мерфи Страница 43

Временами Хьюберту казалось, что его ум поместили в кузнечный горн и, разогрев до новой, невозможной температуры, его теперь гнут и скручивают, придавая ему новые невозможные формы. Однако что-то все же происходило. Хьюберт чувствовал, как былое напряжение уходит, как привычные мысли, волнения и заботы покидают его ум. И он стал замечать голубизну неба, форму цветка, движение облаков. Он начал – впервые с тех пор, как был ребенком, – чувствовать себя частью вещного мира. Он почти забыл, что такое возможно.

«Мир… – с удивлением подумал Хьюберт однажды утром, выйдя на поле в самом центре ранчо и увидев, как солнце восходит над холмами. – Мир прекрасен!»

Он всегда был настолько отделен от себя самого, что забыл о том, что все может быть совершенно иначе. В чем же разница? – задавал он себе вопрос. Он не мог с уверенностью утверждать, что находит ответы, но по крайней мере он снова задавал вопросы.

«Возможно, искать важнее, чем находить, – думал Хьюберт, испытывая что-то вроде радостного изумления. – Может быть, в красоте и есть главный смысл».

Однако на следующее утро, когда он, Спад и все остальные поднялись, они обнаружили, что Биби совсем исчез. В его опустевшей комнате к подушке была приколота записка. В ней говорилось:

«Пожалуйста, продолжайте без меня. Я лучше побуду прозрачным. Наилучшего, всего, Биби Браун».

Депеша 12/05

От: Эдди Финклестайна

Кому: Всем членам ООАМ

ВСЕМ ГРАЖДАНАМ КА ЯВИТЬСЯ ДЛЯ СНЯТИЯ ОТПЕЧАТКОВ ПАЛЬЦЕВ

Выпуск обязательных правительственных удостоверений личности требует, чтобы жители всех штатов и территорий немедленно явились для снятия отпечатков пальцев и фотографирования на УЛ. «Этот шаг необходим для обеспечения безопасности нашей страны, – сказал ГИД КА Рэнсом Стоунфеллоу-второй. – Просто отнеситесь к этому, как к чему-то вроде… фотографирования для школьного ежегодника!»

В настоящее время КА разрабатывает программу регистрации ДНК, которой будут подлежать все граждане государства, а также рассматривает возможность потребовать, чтобы номер социальной безопасности был нанесен в виде штрихового кода на какой-либо выдающейся части тела: «Такой, например, как предплечье, – предложил Советник по Национальной Безопасности П. Т. Бонапарте. – При современном увлечении татуировкой это прекрасно впишется в моду!» Примерно в том же духе Бонапарте предложил, чтобы воинский личный знак «прикреплялся к телу солдата более прочно, скажем, при помощи пирсинга».

Бадди, подобно всем, страдающим от безответной любви, в конце концов стал меланхоликом.

Что толку, размышлял он, в единении двух сердец, в единении двух сознаний? Разве результатом этого не станет удвоение боли и несчастья в жизни обоих? Потому что каждый раз, как один из них ненадолго забудет о своей недолговечности или об ужасающем состоянии дел в мире, не окажется ли рядом другой, чтобы напомнить ему (или ей) обо всем этом? Когда один из них НЕ СТРАДАЕТ от болезни, травмы или сумятицы чувств, не возникает ли сильная вероятность того, что другой как раз в это время СТРАДАЕТ? И тогда твои краткие моменты успокоения, избавления от мыслей о недолговечности жизни, о злосчастном положении человека в мире будут омрачены страданиями другого.

А если так – что толку в любви?

Именно в этом духе и размышлял Бадди. Он даже начал думать, что уже добивается успеха, отговаривая себя от любви к Ронде, когда в одно прекрасное утро он проснулся, выбрался из своего вагона-спальни в утренний свет и обнаружил, что лагерь Мечтателей преобразился.

Ночью выпал первый снег, и сортировочная станция вся окуталась свежей белизной. Белизна одеялом укрыла землю, одела в шапки вагоны, улеглась на платформы, на кроны деревьев; она очертила периметр забора, перекрещивающиеся рельсы и деревянные перекладины шпал, создавая лабиринт из протянувшихся по земле приставных лестниц, расчертивший выбеленный мир, словно во сне геометра. Новая геометрия перекрещивающихся линий наложилась на грязный бетон и на щебенку путей, и старая станция помолодела и казалась прекрасной.

Снег будто лишил мир звуков, так же как свежий снег обычно сводит на нет привычный в этом смысле жизненный опыт. Все, что Бадди мог расслышать, и то как бы с большого расстояния, были едва доносившиеся из соседнего квартала крики и возгласы ребятишек, выбежавших из домов на улицу и увидевших снегопад; но каждый возглас, казалось, пропадал сразу же, как только был издан, поглощенный пустотой, лишенной эха, лишенной резонанса, так что эти звуки не нарушали ощущения тишины, как коричневая линия древесного ствола не нарушала совершенной белизны окружающего пространства. Во всяком случае, так размышлял про себя Бадди, глядя на открывшийся перед ним пейзаж.

Вскоре ребятишки двинулись по улице – парами, небольшими стайками, а потом и десятками; смеясь от радости, они вбегали на сортировочную станцию, их тепло закутанные фигурки яркими цветными пятнами виделись на снегу, и точно так же их звонкие возгласы яркими пятнами звуков окрашивали тишину. Ребятишки толпой вбегали в ворота, мчались к открытой центральной площадке лагеря – зачем, Бадди поначалу даже представить себе не мог. Но, побегав несколько минут по площадке, побросавшись снежками, они взялись за серьезное дело: принялись лепить снеговиков.

В их районе, где у домов есть лишь палисадники, но нет дворов и нет парков, лагерь на сортировочной станции оказался вполне очевидным и единственным местом для подобной работы. Словно ведомые одной мыслью, дети бежали на большую центральную площадку лагеря все утро – из латиноамериканского баррио, из корейского квартала, из Малой Монголии, из района, где живут полинезийцы, из сектора маори; их голоса сливались в какофонию разных языков и диалектов. Постепенно, словно лагерь стал сценической площадкой для Сотворения мира, его центр начал заполняться округлыми белыми фигурами, пока еще не наделенными теплом жизни или цветом; они неподвижно стояли на месте, словно в ожидании своей очереди быть оживленным, когда Создатель найдет для них свободную минутку.

Мечтателей и циркачей, выходивших из вагонов-домов и фургонов, приветствовало целое поле молчаливых белых фигур, и, увидев ребятишек, снующих между ними, взрослые присоединились к ребячьим трудам. Бадди и Ронда, работая вместе, построили самого прекрасного снежного человека, какого Бадди слепил за всю свою жизнь: по правде говоря, это был пока ЕДИНСТВЕННЫЙ в его жизни снежный человек, поскольку Бадди вырос в насыщенном испарениями климате Байю. Пенёк, Шпенёк и Кроха слепили карликов, Альма – снежную великаншу, а Ирма и Эдна сотворили первых соединенных снежных людей, до сей поры не виданных в мире. К середине дня лагерь был заполнен белыми фигурами: снежные мужчины, снежные женщины, снежные дети – все молча и мирно сосуществовали так, как людям на Земле, наделенным жизнью, желаниями и стремлениями, сознанием времени и сознанием своей недолговечности, редко удается сосуществовать.

Однако утро скоро прошло, и разнообразные обязанности и задачи словно арканом утаскивали Мечтателей и циркачей одного за другим, увлекая их прочь от веселой работы. Дети тоже постепенно, маленькими группками весь день покидали станцию, пока наконец белые фигуры не остались на дворе одни, молча наблюдая, как неяркое зимнее солнце опускается к горизонту.