Страж зари - Сергей Куприянов Страница 43

— Я, — наконец сознался он, краем глаза пытаясь заметить, не видит ли этот позор кто-нибудь из соседей.

— Пройдемте с нами, — якобы попросил кожаный.

— По какому поводу?

— Мы вам все объясним. Прошу.

Это сопровождалось весьма ощутимым потягиванием за материал куртки Павла, свидетельствующим о серьезности намерений незнакомцев.

— Нет уж. Объясняйте здесь, — уперся Павел. — Вы меня арестовываете?

— Пока что приглашаем.

— По какому поводу? — продолжал упорствовать он, одновременно пытаясь вспомнить свои законно-конституционные права.

Ничего путного у него не получилось, если не считать того, что он почерпнул из кинофильмов, почему-то преимущественно американских, и детективных книжек, почти поголовно страдающих, как он сейчас понял, абсолютной правовой безграмотностью. Американцы неизменно требовали пригласить адвоката или дать сделать один законный звонок, а наши супермены откровенно били в морду, на манер комбайна «Дон» кося противника, как пшеницу под Полтавой, — снопами, валками, грядками или как там это называется.

— Не стоит сейчас сопротивляться. Просто поехали с нами, и все.

— «Все» в каком смысле?

— Вы куда-то собрались? — спросил третий, обходя слева.

— На отдых!

— За границу?

— В здравницу. Да отпустите вы меня! — дернул он рукой на себя, пытаясь высвободиться, и это ему неожиданно удалось.

— Сопротивление при задержании! — провозгласил неизвестно кто, и это привело к оживлению всех троих.

На этом уровне телевизионные программы вполне доступно объясняют содержание «Закона о милиции». Во всяком случае, Павлу этого хватило. Он увидел свою перспективу в душной камере на железных нарах, где спят в очередь, с воняющей парашей и прочими ужасами отечественных казематов, и разозлился. Да с какой стати?!

Жахнул он так, что в позвоночнике запекло, где-то на уровне лопаток.

Все трое разом попадали, корчась. Рты разинуты в беззвучном крике. Отчего-то особенно запомнились глаза того, что хватал его за рукав. Они были готовы выскочить наземь, на истоптанный тонкий снежок, до того, что видны стали красные сочленения между глазными яблоками и внутренней поверхностью век. В этих вываливающихся глазах не было ни удивления, ни страха. В них была боль, боль с самой большой буквы, какую только может испытывать человек, живое существо, которое в этот момент никакое не мыслящее, как пишут в учебниках, не разумное, но лишь страдающее.

После вида этих глаз с водителем Павел поступил, если можно так сказать, гуманно. Тот просто подпрыгнул на сиденье и выскочил наружу, хватаясь за спину и изумленно таращась внутрь салона. По его брюкам растекалось темное пятно, но он этого не замечал, испуганно пытаясь пощупать собственную спину.

Глядеть на всех четверых было неприятно в высшей степени. Это было как укор, как свидетельство о совершенном им… Что совершенном? Преступлении? Нарушении? Павел сейчас не мог и не собирался давать определения тому, что он сделал. На это не было ни сил, ни времени. Да и желания, честно говоря, тоже.

Он перешагнул через корчащееся тело и успел сделать едва пару шагов по направлению к машине с синими номерами, когда услышал кряканье спецсигнала, такого, который устанавливают на самые что ни на есть специальные машины. Повернул голову и увидел едущий по дороге вдоль дома черный лимузин, поблескивающий сине-белыми галогенными фонарями.

Обложили.

Это-то кто еще? Очень похоже на машину из правительственного гаража. Ну все, приехали. С автоматами, наверное. Арестовывать будут? Или так, полюбоваться захотели? Да фиг вам! Только сунетесь — тоже получите. Только ведь эти, на лимузинах, мстительные.

Да теперь-то уже что! Какая разница?! Отщепенец! Сколько их там? Всех разом.

— Павел!!! — вдруг грохнуло из мощного динамика. — Остановись! Это Роман Георгиевич.

От неожиданности он застопорился, поскользнувшись на снежной пленке, но сумел сохранить равновесие. Ничего не понятно. Кто?

Задняя дверца лимузина распахнулась, и из нее поспешно вышел Роман, весь из себя такой импозантный, солидный и хорошо упакованный. Этот на всякую скромность плевать хотел с самой высокой колокольни, этот — видно по нему — хотел всего и сразу.

Это первое, что пришло в голову Павлу. При этом он совсем не удивился появлению маг-директора, чей следок он совсем недавно учуял в своей квартире.

Перегуда приближался, слегка раскинув руки, будто обниматься собрался. За ним следовал коротко стриженный крепыш в расстегнутом полупальто. Естественно, такому важному дяденьке без охраны никак нельзя, даже как-то не солидно.

При всей вальяжности и напыщенности глаз у Перегуды был острым.

— С милицией воюешь? — спросил он издали.

— Я? Боже сохрани! Я вообще ни с кем не воюю, — заявил Павел таким тоном, что и полный дурак понял бы. врет. Причем врет нагло, с вызовом. — Я человек мирный и законопослушный.

Словно в ответ на его заявление сзади застонали, но Павел даже не обернулся, словно это его никоим образом не касалось.

— Ну конечно, — похожим тоном согласился Перегуда и протянул руку для пожатия. — Ну здравствуй.

Павел с приветствием спешить не стал.

— Что вам надо?

— Поговорить. — Протянутая рука все еще оставалась на весу. — Или ты против? Даже руки не подаешь. Чем это я перед тобой провинился?

— Здравствуйте, — наконец поздоровался Павел и ответил на рукопожатие.

— Ну вот и славно. Виктор, — Перегуда обернулся к крепышу, стоящему за его левым плечом, — разберись тут, объясни ситуацию, а мы пока в машине побеседуем.

Виктор, флегматично кивнув, обошел их, глядя за спину Павла и одновременно что-то доставая из кармана. Интересно. Неужто добивать станет?

— А если я не захочу?

— Что именно?

— Например, в машину садиться.

Перегуда отчего-то посмотрел вверх и обвел взглядом окна.

— Холодновато здесь, — вынес он вердикт. — Да и любопытных много.

Павел обернулся. В окнах действительно маячили два-три лица — кто же пропустит такое шоу! А крепыш наклонился как раз над тем, в кожаной куртке, удобной в уличной драке и при захвате опасного преступника, и тихонько бил по щекам стонущего человека.

— Чем это вы его? — посмотрел он на Павла.

— Кирпичом, — буркнул тот и отвернулся. Смотреть на все это ему было неприятно. — Ладно, пошли в машину.

— А ты молодец, — одобрительно сказал Перегуда, когда они прошли с половину расстояния до лимузина.

— Чем это?

— Таких дел наворотил. Павел остановился.