Коготь химеры - Сергей Павловский Страница 43

— Помню, конечно.

— Он как-то в баре, правда очень давно, рассказывал по пьяной лавочке. Только и Леший тоже своими глазами не видел — ему самому кто-то рассказывал. Называется это «зловещая паутина».

Хомяк поднял ладонь.

— Стоп, стоп, стоп. С этого места подробнее. Если паутина, то неподалеку должен быть паук.

— Нет никакого паука. Это аномалия, и она сама — и паутина, и паук одновременно. Леший рассказывал, что если кто ее случайно заденет, то она мгновенно опутывает его так, что никак не отцепишься, окутывает со всех сторон, а потом высасывает. От человека остается только сухой стручок.

— Ясно. Что ж, опять нужно идти в обход, тут мы никак не прорвемся.

Они вернулись к выходу из парка и круто забрали влево, огибая здание. Обогнули — та же печальная картина маслом: широкий тротуар сплошь перегорожен забором «зловещей паутины».

— Пойдем через здание, — решил Хомяк.

Окна первого этажа находились на приличной высоте. Сначала сталкерам пришлось подсадить Хомяка, потом Док подсадил Крокодайла, а уж затем они втянули Дока за руки наверх. Доку всегда было печально, когда он попадал в покинутые, поспешно брошенные жилища. Словно витал в них невидимый дух хозяев, и дух этот настраивал на грустный лад. Вот и тогда…

Детская кроватка в углу, истлевшие скомканные простынки в ней. Телевизор в другом углу, покрытый толстенным слоем пыли и штукатурки, обвалившейся с потолка. Док не сразу понял, что перед ним телевизор. Стол посередине, застланный скатеркой. Теперь бы никто не смог определить, как та скатерка выглядела при жизни. Широкий разложенный диван в третьем углу. Ножки дивана прогнили и обломились, потому матрац с торчавшими из него ржавыми пружинами лежал на полу. Настенный ковер давно оторвался и валялся под стеной грязной тряпкой. Хозяева, судя по всему, были отнюдь не зажиточные. Скорее всего, молодая рабочая семья.

«Где-то вы теперь, люди? — печально вздохнул Док. — Живы ли, здоровы? Вряд ли… Где-то я слышал статистику… Большинство жителей Припяти умерли в течение первого после катастрофы года. Остальные — в следующие два года. А вот выжил ли вообще кто-нибудь? Никому неизвестно! Странно, однако такой статистики нет. А может, и есть, просто я о ней не знаю».

— Эй, Док! Ты что, заснул? — Крокодайл подтолкнул его в спину. — Давай, пошевеливайся.

Они миновали крохотную квадратную прихожую, где на полу валялся детский велосипед, и, пройдя через настежь распахнутую дверь, оказались в широком коридоре. Судя по всему, здание было общежитием-«малосемейкой». С общей кухней и общим туалетом. Таких много понастроили в Припяти для молодых семей.

Вообще-то, в советские времена Припять считалась образцово-показательным городом высокой культуры. В ней было аж два больших стадиона, громадный Дом культуры, два кинотеатра, несколько школ, три ПТУ, техникум. Даже речной и железнодорожный вокзалы. Образцовый город жил насыщенной культурной жизнью, которая так трагически оборвалась. Как у человека, на чью голову свалился кирпич.

Прямо напротив двери, из которой они вышли, была другая дверь, только запертая. Хомяк несильно пнул ее подошвой берца, и дверь буквально рассыпалась. Они проследовали через прихожую в комнату соседей. Эта квартира была практически копией первой. Тот же телевизор в углу, диван, стол посередине со скатеркой. Даже детская кроватка. Хомяк вскочил на подоконник, вернее, на основание оконного проема. (На подоконник в полуразрушенных домах Припяти уже не вскочишь — не выдержит, обломится). Выглянул во двор.

Двор густо порос кустарником и могучими деревьями-великанами. Клены, дубы, орехи, вязы, липы. Кроны их сплелись высоко-высоко, так что двор постоянно находился в плотной тени. Возраст деревьев, конечно, не исчислялся веками. Их своими заботливыми руками посадили жильцы всего лет двадцать назад. Но после катастрофы деревья росли необычайно быстро. Один год — за пять. Да и все в Зоне росло и развивалось такими же темпами. Деревья во дворе были густо увешаны «рыжими волосами». Опытные сталкеры четко разделяли их на «рыжие» и «ржавые». Происхождение одинаковое, только суть разная. «Ржавые волосы» — те же «рыжие», но активированные. «Рыжие» безобидны: их ожог подобен ожогу обычной крапивы — зудит, печет, колется, однако здоровью не вредит. А вот «ржавые» — иное дело. Их укус смертельно опасен. Кожа вначале покрывается крупными волдырями, а затем слезает и отпадает большими клочьями. Образовавшиеся обширные раны обильно кровоточат и не закрываются. Затем нагнаиваются и… В результате — заражение крови, сепсис, а затем — медленная, мучительная смерть.

Док спас несколько обреченных страдальцев — сделал им пересадку кожи, когда рана кровоточила, но еще не нагноилась. Кожу для пересадки брал с ягодиц пострадавшего сталкера. Работа тонкая, но не столь уж сложная. Сложность состояла только в том, чтобы по возможности срезать более тонкий участок кожи. В хирургических ожоговых отделениях для такой манипуляции существует специальный инструмент — дерматом. Понятно, что дерматома у Дока в наличии не имелось, но ничего, справлялся — рука у него твердая и уверенная.

С деревьев во дворе «малосемейки» свисали «рыжие волосы». Потому Хомяк смело спрыгнул вниз и сразу начал протаптывать тропинку в густой поросли. Док, выдерживая положенный строй и режим движения, десантировался вслед за ним, а Крокодайл замкнул крохотную колонну. Они продвинулись вперед метров на тридцать, строго, след в след идя за Хомяком, когда Док заметил справа, метрах в двух, лежащий прямо на ветвях лещины странный предмет. Он был почти закрыт листвой, но, тем не менее, привлек внимание Дока.

— Хома, постой! — крикнул Док в спину основного. — Посмотри, что это такое?

Хомяк притормозил, послушно вернулся назад — еще одно правило Зоны гласило: «Если партнер, даже „отмычка“, заметил нечто странное, разберись по полной схеме».

— Где?

— Вон там. — Док ткнул пальцем в куст.

Хомяк вгляделся внимательно и ахнул:

— Ни х… себе!

Потом задумчиво почесал затылок, отчего каска съехала ему на лоб, и хмыкнул:

— Ну конечно, ты же, Док, врач — вот тебе и чисто лечебный артефакт. А интересно, как же я так лоханулся и прошел мимо?

— Хома, объясни толком, что это такое?

— А это, Док, скажем так, приличия ради… «бычий фаллос», редкий и очень дорогой артефакт. Вот его ты и обменяешь на ПДА, а сверху еще и навар жирный полагается, тысяч на сто юаней.

— Правда? — обрадованно оскалился Док.

— Точно, — подтвердил Крокодайл.

— А что он умеет делать, этот «бычий х…», скажем так, приличия ради?

— А он, Док, лечит женское бесплодие. Стоит фаллос на мгновение ввести во влагалище бесплодной бабы, и после этой врачебной манипуляции она беременеет от первого же мужика. Даже если и он бесплоден или импотент.

— Как? Этого не может быть! — От изумления Док выкатил глаза.

Хомяк усмехнулся и уверенно кивнул.