Ртуть и соль - Владимир Кузнецов Страница 45

С Эдварда стягивают рубаху, растягивают руки, привязывают запястья и лодыжки к решетке. Она установлена прямо перед квотердеком, так что Сол может смотреть прямо на Данбрелла.

– Зря деревяшку не взял, – шепчет морпех, затягивая узлы.

Воцаряется тишина. В ней отчетливо слышно, как мастер поудобнее расставляет ноги, скрипит, поднимаясь, плеть. И все же первый удар внезапен.

Острая боль, кажется, охватывает всю спину целиком. От неожиданности Эд вскрикивает, выгнувшись.

– Один! – зычно отсчитывают за спиной.

Снова свист, второй удар еще больнее первого. Эд чувствует, как что-то горячее медленно течет по спине.

– Два!

Хвосты разрывают кожу, вгрызаются в мясо. Чувство такое, будто со спины ножом срезают шкуру.

– Три!

Теперь плеть захлестывает на бока, обжигает ребра. Зубы скрипят, из глаз брызжут слезы.

– Четыре!

Спина – один сплошной рубец, опухший и воспаленный. Он горячо пульсирует в такт ударам, отдаваясь болью в висках, красной пеленой в глазах.

– Пять!

Уши закладывает, слышно только, как бешено стучит пульс. Грудь вздымается мелко и часто – от глубокого вдоха боль становится невыносимой.

– Шесть!

Похоже, достал до костей.

– Семь!

Перешел на плечи. Тело перестает отзываться на удары – боль властвует в нем безраздельно. Кричать уже нет сил – не хватает воздуха.

– Восемь!

«Еще немного… и в отключку. Скорее бы…»

– Девять!

Тело держится, упорно сопротивляясь истязанию, не желая сдаваться. Сквозь багровую пелену видно, как спокойно наблюдает за поркой Данбрелл. Кажется, он даже улыбается.

– Десять!

Теперь остаться в сознании – дело принципа. Эд не мигая смотрит на капитана, глаза в глаза. Очередного удара он словно не чувствует.

– Одиннадцать!

Очередной взмах, влажный, чавкающий хлопок плети. Адская боль горячим комком пульсирует в мозгу, поглощая все иное без остатка.

– Двенадцать!

Первый лейтенант что-то шепчет на ухо Данбреллу. Тот отрицательно мотает головой. Порка прекращается. Кто-то подносит ко рту Сола чашку. Вода. Эд делает несколько мелких глотков, но много выпить не в силах. А через мгновение девятихвостая кошка снова издает свое противное шипение.

– Один!

Удар отправляет Сола в бесконечное падение, куда-то сквозь палубы и днище корабля в бездонную глубину моря.

– Два! – Это последнее, что он слышит, прежде чем темные воды поглощают его.

* * *

– А вы крепкий малый, – голос доктора рывком выдергивает Сола из темноты на свет. Спина горит огнем, во рту словно насыпали песка.

– …пить… – едва слышно хрипит он. Ему в рот суют гибкую трубку. Теплая, немного отдающая прелым вода приносит заметное облегчение.

Сол лежит на животе на жесткой лежанке. Доктор колдует над его спиной – шьет, судя по тычкам и натягиваниям. На общем фоне эти манипуляции кажутся безболезненными.

– Неделю или две вам придется туго – не представляю, как можно спать в гамаке не на спине.

Сол не отвечает – это слишком трудно.

– Вы не первый, кого на этом корабле подвергали порке. И каждый раз я недоумевал, как проходит процесс заживления. Подняться сможете? Герджин, помогите.

Чьи-то руки подхватывают Сола под мышки, помогают сесть. Слышится треск холста, доктор накладывает на спину тампоны, потом в паре с помощником уверенно обматывает торс Эдварда тканой полосой.

– Завтра снимаемся с якоря, – сообщает Герджин. От него пахнет луком и мочой. Ни в голосе, ни в выражении лица нет ни капли энтузиазма. – Будем конвоировать «купцов» на юг.

– Поменьше болтай, – ворчит МакКаттели. – Лучше помоги уложить. Бедолаге надо поспать. Найди кого-то из его бригады, пусть принесут ему грога. Без алкоголя он вряд ли уснет сегодня.

Герджин недовольно ворчит, но вскоре уходит – раздается хлопок дверцы. Врач отходит, садится за стол. Слышно, как скрипит перо по бумаге.

Сол закрывает глаза, стараясь не думать о боли. Спина горит огнем, пульс разносит этот огонь по всему телу. Суставы ломит, тело начинает колотить озноб. Только бы не инфекция.

Впрочем, что-то подсказывает Солу, что это лишь одна из мрачных перспектив. Едва ли Данбрелл настроен оставить его в живых.

– Иди к черту, баронет, – едва слышно шепчет Сол. – Я еще тебя переживу.

– Тревога! – Надсадный крик на мгновение опережает боцманскую дудку. Пронзительный свист режет уши, мидшипмены бранью и ударами подгоняют матросов, в отчаянной спешке укладывающих свои столы и разбирающих вещи.

– Открыть орудийные порты! Пушки к бою!!!

Палубу пронзает странная, незнакомая вибрация – это разводят пары в котле, первый раз за все плавание. Матросы выстраиваются цепочкой, передавая от трюма к пушкам заряды и ядра. Сол, последний у своей двадцатичетырехфунтовки, укладывает ядра в отгороженный угол.

– Приватир? – спрашивает Ридж, недобро оскалившись.

– Не иначе, – согласно кивает Хорст. – Бедные ублюдки.

Заряды уложены, старшие матросы орут на младших, заставляя затягивать канаты вокруг корабельных пушек. Мера не праздная: отдача отбрасывает орудие так, что, не закрепи его – выбьет противоположный борт.

Эд выглядывает через порт. Сырой, холодный ветер обдает лицо колючими брызгами. Тяжелые облака висят низко, закрывая небо от края до края, пряча горизонт в неясной дымке. Справа линией идут «купцы» – низко сидящие, неповоротливые шхуны из которых только одна оснащена паровым двигателем. Массивные колеса по бортам едва шевелятся, из длинной трубы не идет дым. Корабль-угроза едва различим далеко впереди – идет на всех парусах, удачно поймав ветер.

Эда рывком затягивают назад, суют в руки конец:

– Тяни, здоровяк! Крепче!

Краснея от натуги, скользя подошвами по палубе, Сол затягивает узел. С другой стороны такой же узел вяжет Дилвинт. Ридж проверяет обвязку со всем тщанием, невнятно бормочет себе под нос – не то ругается, не то молится. Но уже через несколько минут общая суета постепенно спадает – пушки готовы, матросы застывают вокруг них в тревожном ожидании. Лишь кое-где отставшие или особо ретивые доводят готовность своих орудий до идеальной. С верхней палубы доносятся топот, скрежет снастей, выкрики мичманов – корабль готовится к маневру.

На орудийных палубах воцаряется тишина. Матросы, каждый на свой лад, готовится к битве: кто-то поглаживает пушку, нашептывая ей, как любимой жене, ласковые слова; кто-то, сжимая в пальцах нашейный оберег, читает охранные заговоры. Один матрос спешно справляет нужду прямо в орудийный порт, рядом с ним другой с хрустом разжевывает галету, запивая водой из плошки. Канонир проходится вдоль борта, придирчиво оглядывая пушки.