Земля - Валера Дрифтвуд Страница 47

–Рина,– говорит Сэм.– Я подумал, нужно сфотографировать тебя с Саврей. Отлично подойдёт на обложку твоей книги.

Чёрт, и голос-то звучит по-дурацки.

Но Рина совсем и не замечает его проблем с голосом – на щеках у неё легчайший румянец, но взгляда она не опускает и не спешит, как бывало прежде, спрятать ладонью открытую улыбку – даром что прикус не так уж и безупречен.

–О. Я думаю, это замечательная идея.

Бледноглазый кивает с одобрением. Щурится, дожёвывая второй кусок кислого пирога.

–Ты не против?– спрашивает Сэм у Саври, хотя уже заранее видит, что та точно не откажется. Против светописи Савря вообще ни разу ещё не возражала.

Один Бог знает почему, Рина желает сняться у здешних яблонь, и Сэм не будет перечить, тем более что выйти должно удачно. Орк тоже идёт, по-видимому, из пустого любопытства, и Сэм стискивает зубы, потому что ни одна достаточно веская причина – спровадить Ййра – попросту не приходит на ум.

Всё же заранее надо было лучше обдумать…

Уже на месте орк, даже не посоветовавшись с Сэмом, кивает на одну яблоню – молодой ствол у неё удобно раздваивается на не слишком большой высоте – и Савря вспархивает на развилку.

Что ж, по совершенно случайному, хотя и досадному, стечению обстоятельств, вид получается чрезвычайно удачный. Даже из личной гордости спорить с этим попросту грешно. Некрупные полосатые яблоки, только частью поспевшие, сидят на ветвях словно дорогие украшения; лица девушки и страфили оказываются почти вровень; солнечный свет даёт сейчас, пожалуй, чуть резковатую тень, но тень Сэм прекрасно может обратить к выгоде своего искусства. В кадр непременно попадёт какая-нибудь жестянка, а то и не одна – хотя даже это будет интересно.

Три щелчка затвора, три мгновения с шансом на вечность.

Что ж, завершать работу часто мечтается чем-нибудь исключительным, даже великим; это мало кому удаётся в реальности. Хотя бы можно быть спокойным: кадры наверняка хорошие. Да что там – с точки зрения обывателя даже сенсационные. Ничего, что по праву назвали бы гениальным, но…

–Ришка, Савря! Да посмотрите вы друг на дружку-то, ну!

Орчий голос откуда-то из-за плеча.

Два профиля, подсвеченных золотым солнцем: почти нос к носу, несхожие во всём, но отмеченные равной чарой, дикой юностью, жизнью.

Щелчок.

Оно. Это оно, то самое, понимает Сэм.

Почему орк им сказал – почему орк, а не я -

Вместо законного огня в крови, вместо счастливого азарта отчего-то накрывает тоска.

Нет -

Ощущение полного, окончательного провала.

Дом Восходящего Ветра на широком дубу так и не занят ещё никем из его молодых отродьев. Савря заглядывает в горловину входа, наморщив длинный нос: верно, старый дух немощи и дряхлости так пропитал плетёное жилище, что и до сих пор чувствуется.

Юная страфиль рассматривает придирчиво стены и свод, слаженные из веток и толстых травяных жгутов. Чихает. Основа хороша, но половину проплести бы заново, да и понизу всё бы перестелить – на мысль Савре являются крепкие и красивые укрывальники Ийрова тонкого мастерства – вот тогда бы вышли хоромы, не плоше родительских на Южном мысу. И потом ещё стеночки зимним звериным пухом проконопатить…

Славно увидеть почти наяву такой дом, которого нет ещё на свете: дом уже совсем взрослой и опасной летуньи; эту летунью все будут знать по грозному имени – даже тот рыжий. Только почему-то внутри этого воображаемого жилья Савре так и видятся старое клетчатое одеяло Матери Гиблых и большая кружка, из которой подросшая слётка научилась очень ловко пить.

* * *

Много, много дней и ноги сюда не носили, а сегодня трудно понять – почему. И сердце не пусто, а переполнено. Ийр усмехается, оглядывая дуб. Дальнее гулянье Саврю пока не особенно притомило, а благодаря растущей охотничьей сноровке она подкрепилась по пути добычей. Ох, недолго выходит пустовать небу над Диким без серебристых крыл…

В тот раз путь был дольше – и самому торопиться сюда не было никакой радости, и людят надо было поберечь хоть маленько. Не то чтобы сегодня была какая-то важная причина для такого пути. Может, просто бродячая орчья кровь не даёт ногам покою по долгому летнему дню, а может, и шальная юность, как весёлый вор, возвращается на добычу.

Неужели вправду крепко поселятся в доме запахи жасминного мыла, и гладкой, молодой человечьей жизни, и яблочного пирога? Неужели будут – не в гостях, надолго – лёгкие Риткины шаги по дощатым полам, её смех и голос между выстроенных Ибрагимом тяжёлых стен?..

* * *

Лишь малый остаток обратного пути Савря проехала на орчьей спине, на курточной облезлой хватайке. Пробовала голос – затянула было хвастливую песенку ловкой охотницы, но смутилась, примолкла, когда из древесных крон поодаль песенку подхватил кто-то из холостёжи. Небось еле утерпит до ранней весны жить на станции с Ийром и козами. Вымахала, нарастила взрослых перьев да сильных жил, даже гордость берёт за такую Саврю.

А дома – наперво дрязгается лапами в тазу и просит Ййра выдуть из рук мыльный пузырь. И любуется невесомым радужным чудом, округлив глаза совсем по-маляшьи.

Кухонная плита еле тёплая. На столе стоит банка с сухой гречневой крупой и неоткрытая тушёнка. Ришки дома что-то не слышно, хотя уже вечер. Кнабер у себя в Дальней как-то подозрительно шоркается, ходит зло, будто половицы перед ним в чём-то провиноватились.

Савря устраивается поваляться пока в своём уголке за царь-койкой, а орк идёт в Дальнюю – что-то смутно ему не нравится; не стала бы девчура спроста бросать начатые приготовления к ужину. Воды же и дров в кухне запасено довольно, то есть из дому она отлучилась явно не за этими надобностями.

Обойдя с коридора, стучится в дверной косяк.

Бугайчик там у себя прекращает шорканье. Сперва молчит, но потом отзывается глухим неуверенным голосом:

–Да?

Ййр открывает дверь, шагает через порог. Мог бы, конечно, и из коридора спросить, но любопытно же узнать, что такое Кнабер там у себя затеял.

А-а, вон что. На кровати лежит большая сумка, открытая, будто рыбина со вспоротым брюхом, и в неё сложены разные Кнаберовы пожитки. Вторая такая же сумка – из тех, с которыми людята пожаловали на остров – стоит на полу уже застёгнутая, раздув бока. Завтра на станцию должна заглянуть Брук; так значит, Сэм Кнабер налаживается уехать. Не то чтобы этого нельзя было ожидать – плёнки-то светописные он аккурат все уже извёл. А всё-таки жаль. Вряд ли бугайчика потянет однажды сюда вернуться…

–М-м. Смотрю, собираешься,– произносит Ййр негромко и мягко: разнообразный шмот в раскрытой сумке упихан плотными скатками, почти по-орчански. Знакомые Ййру люди свои вещи складывали не так – верно, Кнабер подсмотрел и перенял у орка эту привычку ради удобства и простоты. Приятно, когда у тебя учатся хорошему, даже если выходит это бездумно, ненароком.