Берег дна - Вячеслав Шульга Страница 47

Маша откинулась назад, облокотившись на толстый деревянный столб, исполняющий роль грибной ножки, и закрыла глаза.

Нет, Мотя все же хороший, хоть и ругается много. Ведь не послал же он ее тогда в баре и не отправил домой, как сделал бы любой из папиных друзей. Вовсе наоборот даже, сразу понял ее проблему, собрал группу и пошел выручать отца. А что пристает много со всякими замечаниями, так наоборот хорошо, значит, она не пустое место для него, значит, следит он за ней постоянно и замечает каждый шаг. Вот бы найти такой артефакт, который мысли читает, как в том старом фильме про космических пиратов, да узнать все-все, что Мотя про нее думает.

— Кстати, о приказах, — оторвал Машу от мечтаний голос Боцмана, — был у нас как-то на гонке случай. Собрались мы на «Экологичку» пару лет назад, да увязалась за нами какая-то селедка. То ли кэпова новая зазноба, то ли старпома, не помню уже. Дошли до старта нормально, без авралов, а перед гонкой строго-настрого внушили ей, что сейчас она не зазноба, а юнга, и что все приказы кэпа следует исполнять в точности до запятой. Стартанули, давай тягаться, а ее в проем рубки поставили, чтоб не мешалась. Перед последним поворотом третьими шли, а она только голову высунула и крутит ею на триста шестьдесят, глазенки выпучив. Сделали последний поворот и тут понимаем, что спинакер забыли подготовить. А нам рывок последний сделать и выйдем вторыми на марку, позиция у нас лучше. Кэп смотрит на селедку, вернее, туда, откуда спинакер обычно выносят, и орет что есть мочи: «Спинахер, бдя!..» Селедка думает, что кэп обращается к ней, подрывается, ныряет в рубку, укладывается на банку, складывает руки под щеку и закрывает глаза.

Сюр и Дима громко захохотали, а Боцман, довольный шуткой, закончил историю:

— В итоге пришли четвертыми.

Подобравшись к краю зарослей, Мотя осторожно раздвинул ветки и чуть не задохнулся от нахлынувшей злости. Сидят, сволочи, лясы точат. Устроились у всех на виду и ржут, как будто они не в Зоне, а на пикнике у обочины Одесской трассы. Ладно Маша, она маленькая и неопытная, но остальные же должны понимать, что расслабляться ни на секунду нельзя. Решили тут филиал «Аншлага» устроить, «Кролики» недоделанные? Оʼкей, повеселимся.

Сместившись по зарослям метров на двадцать вправо, он перебежал дорогу в том месте, которое не просматривалось со стороны детской площадки, и незамеченным подобрался к группе весельчаков с тыла. Маша сидела с закрытыми глазами лицом к Моте, вытянув ноги и откинувшись на столб. Похоже, она дремала. По другую сторону столба Боцман самозабвенно травил байки из своей богатой морской биографии, а Сюр и Дима ему внимали, позабыв об осторожности. Картина маслом.

Бродяги были настолько увлечены историями Боцмана, что не заметили тени, выскользнувшей из кустов у них за спинами. Мотя бесшумно, пригнувшись, в секунду преодолел разделявшие его и сталкеров метры и аккуратно, чтобы не напугать, зажал ладонью Маше рот. Она было дернулась, рванулась закричать, но, увидев перед собой лицо Моти с приставленным к губам пальцем, успокоилась и попробовала кивнуть, насколько ей позволяла рука, прижимавшая голову к столбу. Мотя отнял руку от Машиного лица, нацепил респиратор и, поднявшись в полный рост, громко произнес:

— Кто шевельнется, снесу башку! — и для убедительности щелкнул затвором.

Респиратор изменил голос, а произнесено это было таким тоном, что не вызывало сомнений — снесет.

— Попалися, голубчики. От Розарио Агро еще никто не уходил, такие вот дела.

Сталкеры застыли в тех позах, в которых их застал голос. Наблюдай эту сцену кто посторонний, он, верно, подумал бы, что бродяги свихнулись и развлекаются, играя в «море волнуется». Особенной схожести действу добавлял тот факт, что декорацией ему служила детская площадка.

— Теперича медленно встаем, медленно, я сказал, кладем руки за голову, не оборачиваемся и слушаем сюда. У меня заказ на эту красотку, за вас никаких распоряжений не было. Стало быть, я с ней сейчас уйду, а вот куда отправитесь вы — на тот свет или обратно в бар водяру бухать, можно решить. Какие будут предложения?

Сталкеры молчали, а Маша виновато, словно побитая собака, посмотрела на Мотю и покачала головой, мол, не перегибай палку.

— Ладно, расслабьтесь, — Мотя снял маску, — а то штаны намочите. Будем считать, что урок состоялся.

— Ах ты недомерок! — раздался рев Сюра. — Да я тебя сейчас с дерьмом смешаю!

Наклонив голову и подавшись торсом вперед, он ринулся на Мотю, как бык на тореадора, занося мощный кулак для удара. Боцман попытался Сюра остановить, но его руки поймали только воздух, настолько быстро тот сорвался с места. Маша, будто в рапиде, наблюдала, как огромный кулачище приближается к Мотиной челюсти, грозя разнести ее в щепки и вывернуть из суставов, как спокойно и даже устало смотрит на приближающийся кулак Мотя, как он, когда до сокрушительного удара остаются считанные миллиметры, просто приседает и, используя плечо в качестве опоры, подымает здорового Сюра в воздух и швыряет кулем об землю, да так, что чуть не вышибает из него дух. Вот тебе и недомерок.

Кульбит отрезвил Сюра. Он лежал на боку, рукой массируя поясницу, на которую пришелся основной удар, тихо матерился и даже не помышлял о новой попытке приложить свой кулак к челюсти Моти.

— Лучше бы спасибо сказали, что это был я, а не настоящий наемник. Иначе лежать бы вам сейчас с лишними дырками в ваших дурных головах, — он присел на скамеечку возле Маши, закурил и сплюнул в песок, то ли от досады, то ли от злости.

Маша, в начале схватки от испуга прикрывшая рот ладонями, одновременно виновато и с обожанием смотрела на Мотю своими большими черными глазами, от удивления сделавшимися еще больше.

— Я не виновата, у меня ноги затекли, — она попыталась оправдаться, готовая вот-вот расплакаться.

Дима и Боцман стояли перед ними как в воду опущенные, уныло кивая головами, кряхтя и постанывая, наконец поднялся Сюр, присоединился к товарищам и стал носком ботинка ковырять землю перед собой. Мотя попыхтел сигареткой, прищурившись, сквозь дым, осмотрел свое воинство, обнял Машу за плечо, потрепал ее челку и, улыбнувшись, протянул руку ладонью вверх:

— Ладно, прощены. Но впредь, если не хотите получить по зубам прикладом вот этой вот красавицы, — он показал на свою штурмовую винтовку, — будьте добры исполнять мои приказы в точности. Лады?

— Лады. — Боцман первым стукнул своей ладонью по протянутой ладони Моти. За ним несколько суетливо, хлопком подтвердил договор Дима, и следом уже Сюр с достоинством хлопнул своей ладонью.

— Тогда хорош на меня смотреть преданно, пройдемте в закрома. Тут недалеко, в саду бросил, чтоб туда-сюда не таскать. А тем садом мы незаметно к самому дому подберемся и, дай Бог, внутрь попадем. Ну что, ребенок, не расстраивайся, — он поцеловал Машу в щеку, вытер пальцем слезинку с другой щеки и нежно щелкнул по кончику носа, — совсем немного осталось, держи хвост пистолетом.