Мессия-42 - Лидия Смирнова Страница 47

Я уже собирался вернуться обратно в свое тело, пусть и не совсем здоровое, зато такое родное, когда до меня вдруг донесся до боли знакомый шепот:

— По… мо… ги… — Виновато оглянувшись на моих друзей и решив еще немного побыть без сознания, я поднялся над трактиром, с усилием сдерживая свое суперэго и стараясь не скатываться снова по дорожке, ведущей к божественности или, вернее будет сказать, безумию, осмотрелся вокруг. Зова больше не было, но однажды прозвучав, он оставил светящийся след в информационном поле, признаться, довольно разреженном. Было очевидно, что народец здесь очень прост в своих желаниях и особыми проблемами, вроде смысла жизни, себя не утруждал. Нырнув в подвернувшегося так кстати воробья, который дремал под стрехой трактира, я, заработав крыльями, отправился по подтаявшим следам, стараясь успеть, пока они не исчезли окончательно.

Подлетев к зданию, в котором мы сегодня уже были — дому Верховного жреца, ничем не отличавшемуся от соседних строений, кроме своей величины (а он по сравнению с ними казался просто громадиной) и забора, специально вознесенного на такую высоту, чтобы посторонние не могли узнать, что творится за ним, я заметил, как след ушел в землю под огромным старым деревом, наверняка ровесником, а то и постарше самого Феба. Почтительно приветствовав великана и попросив у него заранее прощение, я нырнул в твердое тело, моментально окутавшее меня своей нежностью, пронесся по нему и вылетел через корни глубоко под землей. Неясная тревога, охватившая меня, еще когда, войдя в темницу, я не нашел там того, ради кого заявился в этот паршивый городишко, усилилась. Гул в голове становился все мучительнее, в окружающей темноте мне почудились горящие голодным огнем глаза, постоянно преследующие меня во сне.

Собрав силы в комок, я швырнул свое сознание еще глубже и, продравшись сквозь каменную кладку, оказался в пустой, совершенно черной комнате. Именно черной, так решил я, хотя в царившей здесь темноте я не различал цветов — отказало даже мое эльфийское инфракрасное зрение. Впрочем, это лишь доказывало отсутствие в этом помещении теплокровных живых существ, а вовсе не отсутствие самой жизни вообще. То, что мне до сих пор встречалась лишь органическая жизнь, отнюдь не исключало иного. Чернота вокруг внезапно пошевелилась и приняла форму воронки, в которую меня стало засасывать. Дернувшись, я понял, что увяз основательно — еще мгновение, и я, полностью растворившись, стал бы частью этой живой черноты.

От ярости и страха я закричал, но кричать было нечем, ибо в этом месте не было ничего, во что можно было бы переместиться. Сам смысл материи переродился здесь в бесконечность, а сквозь приближающиеся стенки воронки мне злобно улыбались глаза неведомого этой Галактике существа. Кошмар сбывался, но тут внезапно где-то в мегамилях от меня раздался скрип открывающейся двери. В комнату ворвался слабый лучик света, но и его оказалось достаточно, чтобы тьма отступила, съежилась и моментально растеклась по стенам, принимая форму комнаты. В помещение, шаркая ногами, вошел человек, закутанный в рясу. В его руке, — о, счастье, — дрожал нежный огонек свечи. Это был совсем молодой парень. Он чуть ли не бегом пересек комнату по диагонали и остановился возле небольшого уступа, замеченного мною ранее. Швырнув шевелившийся сверток на уступ (из него послышалось сдавленное мяуканье), он развернулся и галопом поскакал обратно к двери. Больше я не раздумывал — нырнул в него, моментально окунувшись в мысли и чувства этого донельзя перепуганного существа, и с облегчением выскользнул за дверь страшной комнаты, пытаясь понять, кто же мне подвернулся. Его-меня отправили отнести сверток, зная, что это опасно. А все потому, что он-я недостаточно низко поклонился Его святейшеству! Нехорошо получилось, конечно, да еще суп сегодня был пересоленный, и пить хочется ужасно, и еще эти чертовы критические дни у Линды…

Тут я не выдержал и оттеснил личность человека в сторону, загнав ее глубоко в подкорку. Мне хотелось смеяться. И как люди только умудряются думать столь примитивным аппаратом! Это трудно себе представить, поневоле задумаешься, разумные ли они существа. Кто бы мог подумать — столько мыслишек, оказывается, вертятся одновременно в этом аппарате, которым люди пытаются думать. Неудивительно, что на их планетах нет никакого порядка — они просто физически не могут сосредоточиться на чем-то одном! Как только я выскочил из комнаты, дверь за мной тут же заперли. Две здоровенные тетки, одетые по последнему слову военной моды, задвинули засов и встали на караул по обе стороны двери. Такое почтительное отношение к странному черному помещению меня насторожило, но, стараясь не дергать лицевыми мышцами, я пошел по коридору и очутился в большой пятиугольной комнате, задрапированной черной тканью.

В отличие от виденного ранее этот цвет был самым обыкновенным, да и света здесь хватало. Можно сказать, здесь был даже его избыток — бесчисленные свечи в самых разнообразных подсвечниках не оставляли для тени ни единого уголка. Посередине находился алтарь такой же пятиугольной формы, как и сама комната. Подойдя поближе, я потрогал постамент и обнаружил, что он странным образом может вращаться в любую сторону и в каждый луч вставлены железные защелки. Все это напоминало… но вот что?

Все, пора заканчивать с воспоминаниями, тем более находясь в чужом теле, сразу отреагировавшем на мою растерянность. Пульс участился, дыхание стало перехватывать, и меня вышвырнуло наружу. Парнишка свалился на алтарь, тут же поехавший против часовой стрелки, и очумело помотал головой. Из боковой двери выскочил пожилой дядька в оранжевой сутане, схватил его за шиворот и, ругаясь, потащил из комнаты. Святотатство? Как интересно…

Ладно, хватит отвлекаться, необходимо найти этого младшего сына, будь он трижды неладен. Все-таки между нами существует какая-то связь, не зря же я как оголтелый кидаюсь на его зов о помощи… И, похоже, ему грозят крупные неприятности — вчерашний зов был гораздо мощнее, чем сегодняшний слабый шепоток. Не потеряй я так кстати сознание, ничего и не услышал бы. Плоть ограничивает сознание и не дает нужной быстроты реакции. Но сейчас, пережив момент божественности и побывав на шаг от смерти, я ощущал необычайную легкость мысли и был способен на многое, например, все-таки отыскать его в этом переплетении коридоров.

Поймав последний отблеск следа, я стремительно пролетел сквозь три комнаты, не оглядываясь и не обращая внимания на людей, попадающихся мне на пути. Было такое чувство, что надо торопиться — времени оставалось мало, звавший меня постепенно погружался в туман, и, боясь потерять своего таинственного собеседника, я на полной скорости влетел в его тело. Такой реакции, как раньше, не было, парень был практически при смерти и, будучи связанным по рукам и ногам, прореагировал на мое появление весьма слабо. По сравнению с теми, кого мы вытащили из храмовой темницы, он был, не считая пары-тройки уже подживавших шрамов, почти цел. Он уходил сам, по своей воле; от такого равнодушия к жизни меня охватил гнев, прокатившийся по венам эльфа волной огня и выдернувший его буквально с порога. Его тело выгнулось, и он закашлялся, восстанавливая дыхание.

— Ты пришел? — обдало меня его мыслью, еще весьма слабой. Я не ответил, пытаясь освободиться от злости, все еще переполняющей меня. Когда умирает человек, он изо всех сил сопротивляется этому, его инстинкты отказываются поверить в наступление конца, и, осознавая свою изначальную смертность, он проживает отпущенный ему недолгий век гораздо насыщеннее, чем любой из моих так называемых соплеменников. Бывают, конечно, исключения, но такой простой мозг, как у них, имеет право на сбой. Но когда перестает бороться такая совершенная машина, как та, в которой я сейчас находился… Нет, это просто вызывает ярость.