Ловец душ - Фрэнк Герберт Страница 47

– Ты выглядел смешно! Я даже не мог сказать, кто из вас рыба, а кто мальчик!

Они вместе поднялись на уступ, где начиналась трава. Катсук положил рыбину на мох и рядом осторожно положил древко. Он подумал о том, как Хокват воспринял все происшедшее: серебристая молния взлетела в воздух и ударила его.

Какой шок для мальчишки!

Катсук захихикал.

Дэвид закрыл глаза, припоминая все. Катсук сказал, что ловит рыбу, но это выглядело так по-дурацки: он только ждал там… ждал… ждал… Ну кто мог при таком бездействии надеяться на улов?! Никакой удочки, лески, крючка, наживки – только рука в воде. А потом – хвать!

Теперь Катсук уже смеялся.

Дэвид открыл глаза. Теперь и его живот стал подрагивать от смеха. Он никак не мог справиться с ним. На тебе! Внезапно откуда-то прилетела холодная трепыхающаяся рыбища!

Через мгновение мальчик и его похититель, стоя друг против друга, хохотали, как сумасшедшие. Шум вспугнул стайку серых соек, лагерных воришек с черными коронами перьев. Они кружили над головами людей, а потом уселись на осинах, выше по берегу. Их скрежещущие крики были безумным фоном для сумасшедшего хохота.

Катсук даже удвоил свое веселье. В его мыслях опять и опять прокручивалась вся сцена: мальчишка, ноги, рыба, коричнево-зеленый берег реки, бешеное сплетение ног и рыбы. Это была самая смешная штука, которую Катсук мог вспомнить за всю свою жизнь.

Он слышал, как смеется мальчик, пытаясь остановиться, но потом смеясь еще сильнее.

Дэвид задыхался: «Ну… пожалуйста! Я… не могу… перестать… смеяться».

Катсук попробовал вспомнить о чем-нибудь, что остановило бы смех. Искатели! Он подумал о людях, идущих сейчас по их следу. Подумал об удивлении, которое могла бы вызвать у них вся эта сцена. Какой она была нелепой! Он смеялся все громче и громче. От смеха уже болела грудь. Он скорчился на берегу, потом свалился на спину, посылая взрывы хохота прямо в небо.

Мальчик, схватившись за живот, ползал рядом.

Мужчина и мальчишка лежали, заражая смехом друг друга, пока усталость не овладела ими. Они не осмеливались слова сказать, потому что это вызывало новый взрыв веселья.

Катсук вспомнил об игре в смех, в которую играл еще мальчиком, мальчиком по имени Чарлз Хобухет. Игра состояла в том, чтобы смешить друг друга. Тот, кому удавалось не засмеяться, выигрывал.

Смех спазмами вырывался из его горла.

Но мальчик уже лежал спокойно. Хокват выиграл в этой игре. Отсмеявшись, они еще долго лежали на теплой земле, пытаясь отдышаться.

Катсук заметил, что небо потемнело. Холодный ветер гнал тучи через реку. Индеец сел, глядя на тучи. Они висели над деревьями безо всякой опоры, таинственные серые башни с блистающей отсветом уходящего дня окантовкой.

Он хлопнул мальчика по плечу.

– Пошли. Нам надо развести костер и высохнуть.

Дэвид с трудом поднялся на ноги.

– И приготовить рыбу?

– Да, и приготовить рыбу.

Когда я сбит с толку, я прислушиваюсь к своему естеству, насколько это возможно. Так всегда поступают мои соплеменники. Когда мы встречаемся с чем-то неизвестным, мы молчим и ждем возможности понять его. Когда же белые узнают нечто загадочное для себя, они делают странные вещи. Они бегают без толку, стараясь создать как можно больше шума. Они еще больше сбивают себя с толку и даже не слышат себя.

Из записки, оставленной в приюте на Сэм Ривер

Всю ночь, проведенную ими в укрытии, Катсук не спал, погрузившись в раздумья. Хокват, лежащий рядом, и ровно дышащий во сне, оставался волнующей загадкой. Хотя мальчик и спал, живущий в нем дух бодрствовал. Это было похоже на давние времена, когда хокваты впервые прибыли на земли его племени, и кое-кто говорил, что они, должно быть, потомки Морской Чайки, хозяйки дня и дневного света. Дед Хобухет часто рассказывал об этом. Хокваты бегали и кричали, как чайки, так что удивление индейцев можно было понять. Этот мальчишка тоже совсем еще недавно бегал и кричал. Но сейчас он уже мог хранить молчание довольно долгое время. В какие-то моменты можно было даже почувствовать, как крепнет в нем дух.

Этот дух рос и креп даже сейчас.

Катсук чувствовал, что дух разговаривает с мальчиком. Этот дух был здесь, в темноте, показывая того мужчину, которым никогда не станет мальчишка. Эта мысль взволновала индейца, ему даже стало страшно.

И вдруг находящийся в Хоквате дух заговорил с Катсуком:

– Вот видишь, Катсук, в этом теле есть хорошие глаза и хороший разум. Он видит кое-что такое, чего ты не замечаешь.

Катсук понимал, что следовало бы избить, наказать каким-то образом свои чувства за то, что они подчинились духу Хоквата. Но откровенность привела к тому, что он включился в этот безмолвный торг.

– Что-то случится из-за этого тела, – сказал дух.

Катсук держался изо всех сил, чтобы оставаться спокойным. Он колебался, даже нет, боялся. Если только он ответит духу, его собственная сила испарится. А тогда чужая сила могла бы его поднять и трясти сколько угодно. И тогда Катсук в теле Чарлза Хобухета дергался бы как камушек в погремушке.

– Это глупо, считать, будто ты можешь не замечать моего присутствия, – сказал дух.

Катсук крепко-накрепко стиснул зубы. Вот это соблазнитель! Он напомнил индейцу весь мир хокватов.

– Я возвращу тебе твои собственные знания о мире, – предложил дух.

Катсук нахмурился.

– К тому же я дам тебе реальные знания того, что ты только думаешь, будто знаешь. Или ты считаешь, что в тебе уже нет местечка, чтобы вместить их? Что бы ты не сказал, «да» или «нет», есть ведь что-то, управляющее твоим сердцем. Рука этого мальчика и твой глаз встретились. Он что-то сказал, а какая-то часть внутри тебя услышала… и без всяких компромиссов. Если твои глаза так же хороши, как и его, можешь сам прямо просмотреть его тело и увидать в нем того человека, которым он стал бы. Он поделился с тобой этим знанием, но понял ли ты это?

Катсук отрицательно покачал головой в темноте, отчаянно держась своей связи с Похитителем Душ.

– Как все это началось? – спросил дух. – Что заставляет тебя верить, что ты можешь быть хозяином положения? Неужели ты не видишь в этом юноше чуда? Отвлекись от его внешнего вида и загляни вовнутрь. Сможешь ли ты быть достойнее его?

Катсук чувствовал, что обливается потом. Изнутри и снаружи его обжигал холод. Перед напором этого духа невозможно было устоять. Он заглядывал в самые глубины его сознания. Это одновременно и подавляло, и унижало. Этот дух буквально пробивал духовное естество индейца, его глубинную суть. Катсук ощущал вибрации ночи, чувствовал всю необычность и ужас этого мгновения разговора с духом. Тот захватил сетью громадную часть его вселенной, его мира, и содрогал ее своими замечаниями. Причем, духу даже было все равно, хочет ли Катсук внимать ему. Он только говорил и говорил. Дух не предлагал ему что-либо делать, только слушать. Его послание было словно выбитым в камне.