Завхоз Вселенной - Ярослав Веров Страница 48

Гоша, после долгих размышлений решил остановиться на классике. Бистено а ля Фиорентино, он же стейк по-флорентийски, хотя ценители итальянской кухни настаивают, что стейком фиорентино называть ни в коем случае нельзя. Как нельзя называть шампанским любое игристое вино.

– Достойнейший выбор, – гудел официант. – Осмелюсь предложить к стейку по-флорентийски настоящее кьянти «Делла Негро», с чёрным петухом на горлышке. Именно его предпочитают с фиорентино настоящие гурманы. Едва заметный налет игристости, мягкий вкус и фиалковые тона. Особенности приготовления – добавление сусла из вяленого винограда к молодому вину. Делается из сортов Санджовезе – основная часть – с добавлением Треббиано и Мальвазии…

– И пиццу! – добавил Гоша. – Вот эту, «Пиццу Грандиозо»: грибы, бекон, салями, ветчина, баварские сосиски, артишоки, высушенные на солнце помидоры, сыр Пармезан… Ещё равиоли, любое, сицилийскую пенетту и пасту “Читарру” с морепродуктами и помидорчиками «Черри».

– И мне пиццу! – потребовала Оса.

– Дамам могу порекомендовать, – продолжал официант, – сладкое десертное вино. Мой совет – попробуйте сотерн – настоящую жемчужину французского виноделия. Оно того стоит. Производится на юго-западе Франции, на берегах рек Гароны и Дордоны, там, где находятся виноградники региона Бордо. Сорта винограда – Семильон, Совиньон Блан, Мюскадель, все белые. Повышенное содержание сахара в винограде достигается за счет поражения ягод "благородной плесенью". Грибок повреждает кожицу винограда, вызывая обезвоживание, следовательно, наибольшую концентрацию фруктозы и ароматических веществ в ягодах…

К утке Игорёк попросил розового южно-африканского "Блу Шабли".

Гоша и Катька уже ругались из-за Италии с Японией, из-за суши и пасты, безопасной пиццы и опасной рыбы фуги. Оса жевала пиццу и смотрела на Игорька влюблёнными глазами. В бокалах уже было налито вино, красное и белое, и Гоша, прервав гастрономические препирательства, поднялся с тостом.

– Друзья, выпьем за нашего замечательного нового друга и моего брата Игоря! Матёрого человека!

Катька захлопала в ладоши и потянулась чокаться. Игорёк глотнул розового южно-африканского. В ушах возникла ватная тишина, и в этот миг поднялся сидевший за спиной Игорька, в другом конце зала, Посвящённый, и качнул приветственно бокалом.

Зазвучала музыка – негромкая и торжественная. Игорёк поморщился, умеют в ресторанах испортить настроение, легче, легче надо, ребята, и проще. Но ладно, паршивая музыка – это мелочи. Главное, что друзья рядом, еда самая что ни на есть нормальная. И Оса, ты посмотри, оказывается, ничего, не малолетка приблатнённая, и курносый нос очень даже милый. И пахнет от неё полынной горечью.

Принесли горячие блюда. Утка самая настоящая пекинская, то есть с яркой тёмно-золотистой корочкой. Как положено, подали к ней «блинчики для мандаринов», нежные, с бархатно-коричневыми пятнами прожарки. Игорёк макал кусочки утки в сливовый соус, закусывал пёрышками зелёного лука. Запивал шабли и ни о чём не думал.

Когда торжественные аккорды смолкли, у стола возникла банда цыганских музыкантов и принялась наяривать зажигательные мотивы Бреговича. «Ну, наконец, что-то», – удовлетворённо качал головой в такт надрывающимся трубам Игорёк.

– Хочу танцевать, – подхватилась Катька, и, пританцовывая, потащила Гошу на середину зала, где был устроен круглый дансинг.

– А мы что, лысые? – спросила Оса.

– Повалили.

Игорёк повесил смокинг на стул, взял её маленькую ладошку в свою руку, и они врезали что-то среднее между рок-н-роллом и джигой.

– Уху! – визжала Оса, когда Игорёк с кажущейся небрежностью швырял её себе за спину и ловил в сантиметрах от пола.

– Чума! – оценила она танец, когда музыка смолкла. – Пошли утку добьём.

– Пошли, – согласился Игорёк.

– Вон тот хмырь на меня нехорошо смотрит, – сообщила Оса, указав оттопыренным мизинцем на рыжего моложавого человека с комсомольским значком на лацкане смокинга. – Если бы не такое место, я бы ему рот распорола.

– Пускай смотрит. Где же ещё смотреть на женщин, как не в ресторанах? Здесь вы бываете необычно красивы.

– Вот увидишь, полезет приставать.

– Ничего, порешаем, – благодушно ответил он.

За столом Гоша трудился в одиночестве над второй порцией фиорентино. Катька уже отплясывала, как и обещала, в плане полезных знакомств, твист с респектабельным мужчиной. У того на смокинге красовался депутатский значок.

– Что, Гоша, – спросил Игорёк, – сплошные ревности?

– Да ну её…

– Гоша, друг, а что, в зеркале мы, в самом деле, похожи?

– Одно лицо. То есть, моё лицо. А твоё лицо я видел утром, когда к Солженицыну собирался.

– Здесь ещё и утро бывает? Я думал здесь всегда ночь.

– Что значит ночь? Темно здесь у нас. Ты вот меня спросил, а я и вспомнил… Знаешь, когда я был ребёнком, то есть, ну не важно, я жил в другом месте. Там солнце круглые сутки. Там яблони и вишни. Я понял, отчего мне так у Солженицына нравится. У него в окне точно такой же пейзаж, только закатов там нет. Да, и как меня сюда занесло, а? Хотя Москва, столица, как ни крути.

Гоша отхлебнул кьянти, поставил бокал и подпёр рукой щёку. Лицо его приобрело трогательную задумчивость идиота. Оса щебетала что-то про большие перспективы, про то, что теперь её выведут на новый уровень заказов, на больших людей; что бригаду снова придётся сменить, и заработки будут совсем другие; а лучше, чтобы они с Игорьком и были бригадой. Игорёк кивал, мало вслушиваясь в её лепет.

Он зачем-то повернулся к окну. Что это за вспышки такие настойчивые?

На берег под прикрытием орудийного огня крейсеров и авиации выползали машины-амфибии и десантные корабли на воздушной подушке. Бежали, строча из автоматов, люди; спотыкались, падали. С башен, расположенных вдоль линии обороны, посылали в небо огненные стрелы зенитно-ракетные комплексы. Спрятавшаяся за крепостным валом артиллерия вела ураганный обстрел зоны высадки. То тут, то там поднимались фонтаны воды, гальки. Танки неудержимо двигались к укреплениям оборонявшейся стороны, плевались огнём и пулемётными трассерами.

Горели кедры и кипарисы, горела разбитая техника и человеческие тела, горели бензиновые пятна на воде. Из-за бетонной стены укрепрайона рвались в небо факелы огня. Подбитые боевые машины пехоты разрывало на части, и в огненных пузырях взлетали раскоряченные, словно лягушки, тела десантников.

Благодушие и расслабленность Игорька как рукой сняло. Из ресторана нужно было линять. «Как я этого безобразия не разглядел? Сижу, утку трескаю…»

Он посмотрел в зал, куда подевалась Оса. В танцполе её не было.

– Гоша, что это за безобразие за окном?

– Красиво. Воюют где-то. Развлечение.

– Ничего себе развлечение. Или у вас виды за окном что-то вроде телевизора?