Жернова истории - Андрей Колганов Страница 48

Для меня все это было уже знакомо и потому не вызывало очень уж сильных эмоций, хотя, разумеется, стабилизация денежного обращения радовала – и с точки зрения простого гражданина республики, и с точки зрения ведомственных интересов, и с точки зрения экономических перспектив советского хозяйства в целом. Но вот у моей квартирной хозяйки, как и у многих подобных ей людей, далеких и от советской службы, и от политических амбиций, и от социалистических убеждений, появление серебряных монет, весом и размером (но, разумеется, не оформлением) повторявших царские, вызвало неподдельный восторг.

– Гляди-ка, Виктор, – сказала мне Евгения Игнатьевна, когда мы в воскресенье, шестнадцатого марта, встретились на кухне за утренним чаем, – а твоя советская власть-то, видать, крепко за ум взялась. Вот и деньги настоящие появились. – И с этими словами она разжала кулачок, демонстрируя мне на ладони серебряный пятиалтынный. – Сначала торговлю какую-никакую наладили, не как в прежнее время, конечно, но тоже жить можно. Теперь вот деньги нормальные стали чеканить, из серебра. Говорят, даже золотой червонец будет.

– Точно, Игнатьевна, будет. Только их мало пока начеканили, и большая часть на расчеты с заграницей идет, – объясняю ей. – А что советская власть за ум взялась… Так ведь, Игнатьевна, не дураки же в 1917 году власть забрали. Вот наш нарком финансов, Сокольников, и сам человек неглупый, да еще пригласил к себе знающих людей из старого Министерства финансов. Вот они дело с нормальными деньгами и наладили. Теперь и нашему наркомату легче стало за заграничные товары расплачиваться.

– Маловато пока еще товару хорошего в лавках, – покачала головой гражданка Вострикова. – Да и цены хотя малость и опустились, а все стоят выше довоенных. – И она начала перечислять, загибая пальцы: – Вон, масло русское идет 90 копеек за фунт, подсолнечное – 25, за фунт ситного надо 20 копеек отдать, а за фунт муки крупчатой – вообще 14 копеек! Получается, чуть ли не дешевле в булочной покупать, чем самой печь, – где ж это видано? Да и мясо стоит полтинник за фунт. Дороговато выходит.

– Не все сразу, не все сразу. Сама посчитай – шесть лет воевали, сначала на империалистической, потом на Гражданской. Сколько людей поубивало, сколько от голода и болезней померло. А хозяйству какое разорение? Так что, – заключаю, – одним махом из разрухи вылезти не выйдет. Но ведь исправляется дело-то, к лучшему понемногу поворачивается, а?

Вдова часовых дел мастера кивнула:

– Что же, если и дальше советская-то власть дело не глупее поведет, глядишь, лет через пять будем жить не хуже довоенного.

– Думаю, малость пораньше, – оставляю за собой последнее слово.

Однако Евгения Игнатьевна не зря на цены жаловалась. При нынешних заработках для большинства народа цены пока кусаются. Если рабочий получает где-то от 20 до 90 рублей в месяц, в зависимости от профессии и квалификации, то кормить на эти деньги семью при нынешних ценах непросто. Конфет детишкам уже не купишь, разве что леденцов иногда, а уж о паюсной икре за два с полтиной фунт – и говорить нечего. Из выпивки доступно только пиво, ибо водкой пока не торгуют, а бутылка спирта стоит аж десять рублей.

Впрочем, при моем партмаксимуме (175 рублей в месяц) я мог себе позволить не только вполне сносно питаться, но и потратить кое-что на развлечения. Например, сходить с девушкой в театр. Моя интуиция удерживала меня от того, чтобы по случаю какого-нибудь праздника преподнести Лиде Лагутиной духи или что-нибудь еще в этом роде. У меня сложилось впечатление, что на такой ход с моей стороны она отреагирует резко отрицательно, тем более что за время нашего знакомства я успел убедиться в том, что духами или косметикой она совершенно не пользуется. Но вот идея посмотреть нашумевшую фильму или горячо обсуждаемую театральную постановку не вызывала у нее отторжения.

После очередного похода в тир на Лубянке (кажется, это было во вторник, восемнадцатого марта) я набрался смелости и поинтересовался, как она смотрит на то, чтобы посетить электрический театр – то, что в прежние времена называли синематограф, а теперь все чаще именуют просто «кино». До революции в Москве было около ста электрических театров, к концу 1921 года работало только десять, но сегодня их число уже перевалило за полсотни, и спрос пока до конца не насыщен.

Пройдя по бульварам и обогнув Страстной монастырь, мы оказались на Тверской. Лида вывела меня к одному из ближайших к ее дому кинотеатров – это оказался знаменитый «Арс» на Тверской, где в мое время размещался Драматический театр им. К. С. Станиславского. Передо мной «Арс» предстал в том виде, какой его здание приняло в 1915 году, после перестройки специально под кинотеатр (ибо к моему времени фасад был довольно сильно упрощен, утрачены некоторые элементы отделки, здание потеряло львов над верхним карнизом).

Мою спутницу здание «Арс» натолкнуло на несколько иные ассоциации. Махнув рукой в направлении противоположной стороны Тверской, она поведала мне:

– Вон там совсем недавно клуб анархистов был. Прямо над входом черное знамя развевалось – все как положено. Ну мы его в конце концов прикрыли.

– А теперь там что? – спросил я, силясь разглядеть в неверном свете вечерних сумерек какую-то вывеску, намалеванную в манере кубизма.

– А теперь там какие-то чудаки кооператив устроили под названием «Всеизобретальня всечеловечества», – слегка поморщилась Лида. – Чтобы они там хоть что-то путное изобрели – о таком и не слышно. Единственное, что в этой затее есть настоящего, так это столовая, в которой всяких горе-изобретателей кормят со скидкой.

У входа в здание кино толкалась в основном «чистая» публика – нэпманы с семьями или любовницами, спецы, советские служащие не самых низших разрядов. Наряду с ними было немало зрителей, одетых попроще: сегодня давали «Красных дьяволят» режиссера Перестиани, и эта фильма привлекала к себе соответствующую публику. Впрочем, буржуазно-мещанский зритель тоже был не прочь посмотреть увлекательно снятый боевик, и тот факт, что действие происходило во время Гражданской войны, а героями были «красные», не являлся особым препятствием к тому, чтобы воспринимать ленту как развлекательную. Несмотря на поздний час – было уже начало девятого, – в толпе зрителей мелькали и ребятишки, которые составляли едва ли не главный контингент почитателей «Красных дьяволят».

Когда-то давно, в детстве, я уже видел эту ленту, да и сейчас был не прочь освежить в памяти свои впечатления. Ведь это, пожалуй, один из первых, если не самый первый советский фильм в жанре альтернативной истории – в нем Нестора Махно «красные» захватывают в плен, хотя в реальной истории ему удалось отбиться и прорваться за кордон.

Протолкавшись к кассе, я узнал, что остались только самые дорогие билеты – по 90 копеек (а с утра на задние ряды можно было сходить и по 25). При средней цене билета примерно в полтинник кино было трудно назвать совсем уж общедоступным развлечением. Если ты получаешь 30–40, а то и 15 рублей в месяц, полтинничками на кино разбрасываться не станешь. Разве что по большим праздникам… Но при моей зарплате 90 копеек за билет – это было не препятствие, и вскоре мы уже проталкивались через толпу к своим местам.