Атаман из будущего. Огнем и мечом - Анатолий Спесивцев Страница 48

– А соплеменники, родичи их как, не пытались их защитить? – Проблема попытки дикарей ввести свои обычаи в большие города чужих стран при переезде туда Аркадию была очень хорошо знакома.

– Не-е. Больше дураков не нашлось. Попробовал кто-то из толпы кричать о священности обычаев. Так я им прямо и сказал: раз они для вас священные, вот и убирайтесь к себе. А здесь правит казачий закон!

«Н-да… это вам не времена политкорректности и доминантности прав человека. Хотя… как раз права человека здесь-то, в бандитском гнезде, соблюдаются куда лучше, чем на постсоветском пространстве двадцать первого века. Рабов, конечно, это не касается, так невезучие были, есть и будут во все времена».

Пришлось возвращаться в свой дом и обустраивать вынужденных переселенцев в нем. Ворча не только про себя, но и вслух про проклятых жидов, утесняющих бедного казака даже в его собственном жилище. Впрочем, сам Москаль-чародей, кстати, совсем не бедный, никаких особых неудобств лично не испытал. Потесниться пришлось его джурам и охране. Оставлять ремесленников на улице означало их погубить, чего он уж точно не хотел. И вряд ли ограбленные и согнанные с родных мест люди по достоинству оценили его заботу о них. В этом он убедился немедленно: евреи отказались есть из общего котла, считая пищу некошерной.

Подошли по этому поводу к нему двое. Высокий, заметно сбросивший вес в дороге, но все равно никак не худой алхимик Давид Циммерман, смахивающий на колобок с бородой, несмотря на все дорожные трудности, Авигдор Золотаренко. Из их глаз, как и полагается по такому случаю, смотрела грусть всего мира и укоризна жестоким преследователям избранного народа. Представителем последних Аркадий себя немедленно почувствовал, что не прибавило ему положительных эмоций. Впрочем, в отличие от литературных персонажей-евреев, эти говорили без избытка словес, конкретно и не пытаясь давить на эмоции. Просто информировали, что из общего котла есть не будут ни при каких обстоятельствах. Высказав им все, что он думал о еврейских обычаях и фокусах, распорядился выдать им продукты для самостоятельной готовки в казанах на кострах.

Уже на следующий день он организовал строительство неподалеку от Дона небольшого поселка из мазанок. Столбы и доски для крыши, кирпич для печей выделил Калуженин, глину для замазки стен, ветки вербы для их основания и камыш для крыши добыли сами евреи. Люди понимали, что трудятся на себя, и работа у них закипела. Был серьезный шанс, что до больших холодов они смогут перебраться в собственное жилье.

Но обустройство привезенных ремесленников было одной из хлопот. Ревизия собственного разросшегося табуна выявила не самое блестящее его состояние. Не справлялись нанятые ранее хлопцы-русины с обихаживанием лошадей. Пришлось срочно искать более знающих это дело людей. И таковые легко нашлись. Ногай Юсуф Карамангыт уходить в Анатолию не захотел, но и судьба казака его не прельщала. Опытный табунщик с нескрываемой радостью согласился заняться любимой работой. За весьма скромную плату, потому как это предложение решало кучу его собственных проблем. Ведь с неказаков за использование земли требовали плату, а личное стадо Юсуфа и без того еле-еле обеспечивало его многочисленной семье прожиточный минимум. Теперь же он мог вместе с табуном колдуна и свой скот бесплатно пасти, да еще деньги какие-то за это получал. Да и возможность резко улучшить породистость собственных лошадей благодаря скрещиванию с великолепными жеребцами, принадлежащими нанимателю, многого стоила.

Новый главный табунщик и его сыновья живо напомнили Аркадию первых встреченных в этом мире людей, однако вспыхнувшая неприязнь к ногаям быстро сошла на нет. Юсуф оказался степенным, немногословным мужчиной среднего роста, неплохо говорящим на русинском, точнее, полтавско-черкасском диалекте. Разговаривал ногай со знаменитым чародеем уважительно, но без подобострастия. Воинственности в нем не было ни на грош, зато лошадей он любил беззаветно и знал досконально. Сыновья, как и положено, в разговор старших не лезли, да и заметно робели перед попаданцем, видимо, наслушавшись россказней о его «подвигах».

Аркадий лично поучаствовал в осмотре одного из своих табунков, выпасать все конское поголовье вместе было нерационально из-за неизбежных схваток между жеребцами за кобыл. Гад за прошедший год несколько похудел, не так блестяще, как во время передачи их табунка попаданцу, выглядели кабардинские кобылицы, но новый табунщик заверил, что ничего страшного не случилось.

– До весны они у меня блестеть будут! – пообещал Юсуф. – Но таким лошадям зимой подкормка нужна.

Вопреки взбунтовавшемуся любимому домашнему животному, жабе, попаданец пообещал, что обеспечит все что нужно.

Возвращался домой Аркадий довольный. Пусть прохладный ветер забирался под одежду и остужал тело, небо уже хмурилось облаками, проблема с лошадьми была разрешена. А расходы на содержание табуна легко будет покрыть продажей нескольких молодых кобылок или жеребчиков. Однако перед собственным домом его настроение было капитально подпорчено. Подъезжая к воротам, он заметил присевшего со спущенными штанами невдалеке от них русина. Селянин тужился, выпучив глаза, не обращая внимания на прохожих и подъезжающих всадников. За подобную неосмотрительность и был взят в нагайки. Хотя по голове его не били, впечатлений неосторожный получил массу, особенно когда на карачках со спущенными штанами убирался подальше от сыплющихся на него ударов. Характерно, что он даже не пытался протестовать или звать на помощь, бойко затрусил на четвереньках, потом встал, натянул кое-как шаровары и побежал прочь.

«А ведь попадались мне на глаза кучи, как-то не обращал внимания, в последнее время ездить-то приходится, а не ходить, и все равно не успеваю и трети того, что нужно сделать! Значит, в городе возникла еще одна проблема, далеко не маленькая. Летом в катастрофу может перерасти. Мало мне других трудностей!»

Но указание расширить туалет во дворе дал сразу же после обеда.

В Азове продолжалась переливка османских пушек на оставшейся еще от старых хозяев медеплавильной печи. Только уже не на древесном угле, а на каменном. Мастера жаловались на плохое качество бронзы, однако необходимого количества олова для ее улучшения вокруг не наблюдалось. Аркадий загорелся идеей добавить в нее марганец, однако сделать это оказалось весьма нелегко. Из руды в расплавленную медь он переходить отказывался категорически. Пушки же из османской бронзы приходилось делать более толстостенными, а следовательно, и тяжелыми. Одно утешение: благодаря рассверливанию они не имели внутри раковин и казацкие пушки могли отвечать на каждый вражеский выстрел двумя-тремя.

Мастера по стеклу порадовали прозрачными отливками. Долгожданными и востребованными. Теперь можно было рассчитывать на разворачивание производства оптических приборов. Пока – подзорных труб, а потом, глядишь, и биноклей. Среди ремесленников, привезенных с Малой Руси, был и мастер по шлифовке линз. Для очков, правда, однако попаданец был уверен, что и для оптики сможет сработать на уровне. Оставалось подождать, пока он закончит строительство для себя дома и начнет обучение молодежи. Аркадий решил, что будет требовать от него не продукции, а обучения подмастерьев. Учеников он уже сам начал подбирать.