Одаренные. Книга 2. Лучший мир - Маркус Сэйки Страница 49

– И у вас тоже. Спасибо.

Джереми сошел с крыльца, пошарил за сточной трубой, вытащил бутылку виски, отвинтил колпачок и сделал несколько глотков.

– Маргарет этого не любит, – вздохнул он, – но мужику иногда нужно выпить.

– Аминь. – Итан взял протянутую ему бутылку.

– Это ваша первая?

– Вайолет? Да.

– Дети меняют жизнь, правда?

– Всё меняют.

Несколько секунд они стояли, прислушиваясь к ночным звукам – шелесту деревьев и дыханию ветра. Итан сделал еще глоток и вернул виски хозяину.

– Хорошее дело – отцовство, – сказал Джереми. – Я кровельщиком работал, заливал крыши битумом на летней жаре, от солнца не прятался. К июню кожа на шее трескалась, облезала и снова обгорала. Мне было восемнадцать, и я считал, что это круто. Потом у меня родились дети. Дурость какая-то. Ты думаешь, тебе ясно, во что ты ввязываешься. Но на самом деле ты и понятия не имеешь. Ни малейшего. Все говорят о любви, которая их переполняет, и это верно, но дело-то не совсем в этом. Это чувство вытесняет все остальное. Остается мысль, что ты возложил на себя ответственность на следующие восемнадцать лет.

Джереми сделал еще глоток, предложил Итану, но тот отказался, мотнув головой. Навинтив колпачок, Джереми отнес бутылку в ее укромное место. Вернувшись на крыльцо, он сунул руки в карманы, посмотрел на небо, на Итана и сказал:

– Странные, Уилл, настали дни. Может быть, последние дни. Берегите вашу девочку, слышите?

– Непременно. Я сделаю все, что в моих силах.

– Вот это правильно.

Они вошли в дом. Джереми оставил им лампу, и все пожелали друг другу спокойной ночи.

Как только хозяева вышли, Эйми вцепилась в Итана:

– Что, черт побери, происходит?

– Эйми, клянусь тебе, я понятия не имею.

– Им известно твое имя. Они знают, что ты доктор наук. Они сказали, что тебя выследил беспилотник.

– Да.

Он наклонился, чтобы расстелить спальный мешок. Эйми уже приготовила гнездышко для Вайолет. Дочка вытянулась на спинке, растопырила ножки и ручки, а головку повернула набок.

– Единственное, что мне приходит на ум: это может быть как-то связано с исчезновением Эйба, – сказал Итан.

– Значит, это был ДАР? – нахмурилась Эйми. – Но если они хотели с тобой поговорить, то почему просто не пришли к нам?

– Может, они вели наблюдение за нашим домом, надеясь, что тот, кто похитил Эйба, придет и за мной. – Он сел, расшнуровал ботинки. – Но мы уехали, и это застало их врасплох.

Эйми задумалась:

– Но беспилотник? Возможно, им очень надо с тобой поговорить.

– Наверное.

– Ты думаешь, их интересует твоя работа?

– Да.

Она залезла в спальный мешок.

– Я знаю, дорогой, как много это для тебя значит. И я знаю, что Эйб категорически требовал соблюдения тайны. Но мы имеем дело с правительством. С ДАР. Может быть, тебе стоит…

– Сейчас меня заботит только одно – попасть в какое-нибудь безопасное место. А после этого можно разобраться и с ДАР.

Эйми задумчиво кивнула, но его слова, похоже, не убедили ее полностью. Он не мог ее в этом винить. Он и сам не был до конца убежден.

Выключив лампу, Итан скрестил руки под затылком и уставился в потолок. Он думал о горящих машинах и цепочке беженцев. Думал о фейерверке и брызгах крови. Думал о том, как близки они были с Эйбом и не собирается ли правительство похитить у них плоды их трудов.

Револьвер у него за поясом был тяжел, но странным образом придавал спокойствия.

«За счастье прежних дней».

Охранник был молод и вел себя с присущим молодости бахвальством: имел я вас тут всех. И это производило впечатление, поскольку он стоял на коленях и к его голове было приставлено оружие.

– Вы обе покойницы, – говорил он с тягучим западновиргинским акцентом. – Это объект ДАР. Мы узнаем, кто вы, где живете. Лучше вам сдаться прямо сейчас.

– Птенчик, – сказала Шеннон, – уверяю тебя, ДАР уже и так знает, кто мы.

Она кивнула Кэти Баскофф, и террористка глубже вдавила ствол автомата в шею охранника. От его бахвальства не осталось и следа. Он ведь видел, как Кэти без малейших колебаний убила его напарника.

«И ты понятия не имеешь, собирается ли она то же самое сделать с тобой».

Шеннон вытащила из сумки с инструментами серебристую клейкую ленту, отковыряла кончик. Десятком петель связала запястья парня и сделала еще столько же петель вокруг его груди, привязывая к стулу.

– Мы пошли, – сообщила она, шагнув через мертвое тело второго охранника в прохладное раннее утро.

Они слышали шум работающих двигателей, видели свет фар четырех машин, поднимающихся по склону холма. Свет выхватил из темноты тяжелый знак с высеченной в граните надписью: «Академия Дэвиса». Гранитный блок стоял там так, словно на нем должно было быть начертано: «Йель».

– Я училась в этой академии с одиннадцати до восемнадцати лет, – сказала Кэти.

– Знаю, – ответила Шеннон, – поэтому я тебя и выбрала.

В темноте улыбка на тонких губах террористки казалась хищной.

Подъехали джип и три тяжелых пикапа с тарахтящими двигателями. Шеннон дождалась, когда они выстроятся в ряд.

– Слушайте меня все! – У нее было желание вскричать, как Уильям Уоллес [41], призывающий шотландцев к сражению, но она знала, что гарнитура прекрасно донесет ее голос до каждого. – Вы все знаете, почему мы здесь. Как бы они ни называли это место, как бы они ни выворачивались наизнанку, чтобы спокойно спать по ночам, любая академия – это тюрьма. И некоторые из вас, как, например, Кэти, отбыли в ней свой срок. Некоторые – нет. Но сегодня это не имеет значения. Сегодня важно то, что первая из этих тюрем падет. Хватит нам быть паиньками.

Она услышала радостные крики из автомобилей.

– Все взрослые здесь – соучастники преступления. Охранник или привратник – все они спокойно взирали, как детям промывают мозги, как их мучают. Если они сдадутся – хорошо. Если нет, – она развела руками, – тем лучше.

Теперь до нее доносились уже не крики – смех.

– Но помните: наша первостепенная задача – освободить всех детей. Так что не спешите. Не нажимайте на спусковой крючок, пока не будете полностью уверены.

Она подошла к пассажирскому сиденью джипа, села и скомандовала:

– Поехали.