Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме - Глен Кук Страница 5

Три дня спустя у входа в палатку Эль-Мюрида послышался шепот Насефа:

– Мика? Можно войти?

– Входи. Насеф, можно попросить тебя называть меня Эль-Мюрид?

– Извини. Конечно. – Юноша расположился напротив Эль-Мюрида. – Мы с отцом поссорились. Из-за тебя.

– Печально слышать. В том нет ничего хорошего.

– Он велел мне держаться от тебя подальше, и Мерьем тоже. Так же собираются поступить и другие родители. Они все больше злятся – слишком много идей ты пытаешься оспорить. Тебя терпели, пока думали, что все это бред после пустыни, но теперь тебя называют еретиком.

– Меня? – ошеломленно переспросил Эль-Мюрид. – Меня, Ученика, обвиняют в ереси? Как такое может быть?

Разве он не был избран Господом?

– Ты бросаешь вызов старым обычаям. Их обычаям. Ты обвиняешь их. Ты обвиняешь священнослужителей Аль-Габы. Они привыкли к своим традициям, и вряд ли стоит рассчитывать, что они скажут: «Да, мы виновны».

Эль-Мюрид не предвидел, что зло может оказаться настолько коварным, чтобы отразить его собственные аргументы. Он недооценил врага.

– Спасибо, Насеф, что предупредил меня. Ты настоящий друг. Я запомню. Насеф, я не предполагал подобного.

– Я так и думал.

– Тогда иди. Не навлекай на себя недовольство отца. Поговорим позже.

Насеф встал и вышел, едва заметно улыбаясь.

Эль-Мюрид молился много часов, уйдя в глубины своего юного разума. Наконец он понял, какова воля Господа.

Эль-Мюрид смотрел вдоль длинного каменистого склона на Аль-Габу. Невысокий холм был полностью бесплоден, и казалось, окутавшая его тьма в любое мгновение могла сползти вниз, пожрав все окружавшее его добро. Именно здесь должна была состояться его первая и самая важная победа. Какой смысл завоевывать души клана эль-хабиб, если духовные пастыри вновь поведут их назад по пути зла, стоит лишь ему отправиться в путь?

– Я иду в храм, – сказал он сельчанину, пришедшему посмотреть, чем он занимается. – Собираюсь прочитать проповедь. Я покажу им истину, а затем позволю в лицо назвать меня еретиком, рискуя навлечь на себя гнев Господа.

– Разумно ли это?

– Это необходимо. Они должны объявить себя либо правоверными, либо орудиями зла.

– Я скажу остальным.

Эль-Мюрид начал свой путь.

В религии пустыни не водилось дьявола, пока его не назвал Эль-Мюрид. Зло было территорией демонов, призраков и падших духов, не имевших вождя. А патриархальный Господь Хаммад-аль-Накира был лишь главой семейства богов, подозрительно напоминавшего обширные семьи империи и пустынные кланы. Главным источником проблем Господа был его брат, черная овца в семье, который постоянно вмешивался в его дела, получая удовольствие от возникающего хаоса. Религия также хранила в себе следы анимизма, веры в переселение душ и поклонения предкам.

Ученые Ребсаменского университета в Хеллин-Даймиеле считали пустынных богов слабым эхом семейства, которое когда-то объединило изначальные Семь Племен. А потом возглавило их миграцию в земли, которым предстояло стать империей, а позднее Хаммад-аль-Накиром.

В своих проповедях Эль-Мюрид предавал анафеме анимизм, поклонение предкам и веру в переселение душ, возводя главу семейства до уровня всемогущего единственно истинного Господа, братья, жены и дети которого стали простыми ангелами. А лезущий не в свои дела брат стал злом, повелителем джиннов и ифритов, а также покровителем всех колдунов. Эль-Мюрид выступал против колдовской практики с непонятной для слушателей страстью. Главный его аргумент состоял в том, что именно колдовство принесло гибель империи. Слава Ильказара и надежда на его возвращение проходили основной темой во всех проповедях Эль-Мюрида.

Основным пунктом разногласий в Эль-Аквиле стал запрет на молитвы низшим богам. Слушатели Эль-Мюрида привыкли обращаться за помощью к «узким специалистам», в особенности Мухрайну, покровителю региона, которому были посвящены храмы Аль-Габы.

Путь, однако, привел Эль-Мюрида не в Аль-Габу, но на то место, где его нашел имам Ридия. Сперва он не понял, что́ его туда повлекло, но решил, что ищет нечто, когда-то здесь оставленное и полностью забытое. Нечто, спрятанное им в последний миг, прежде чем его оставил разум. Нечто, что дал ему ангел.

В памяти возникали обрывочные видения некоего талисмана – могущественного амулета в виде браслета с живым камнем. Ангел говорил, это доказательство, которое потребуется, чтобы убедить неверующих.

Но он не помнил, где спрятал амулет. Он рыскал в окрестностях высохшего вади, которое когда-то помешало ему самостоятельно добраться до Эль-Аквилы.

– Что ты там делаешь? – послышался сверху голос Насефа.

– Ты меня напугал, Насеф.

– Что ты делаешь?

– Ищу кое-что. Я спрятал его тут. Его ведь не нашли? Здесь вообще что-нибудь находили?

– Кто? Священнослужители? Только оборванного, истощенного сына торговца солью. Что ты спрятал?

– Теперь вспомнил. Под валуном, похожий на черепаший панцирь. Где он?

– Вон там есть похожий.

Валун обнаружился всего в ярде от того места, где аль-Ассад нашел мальчика. Эль-Мюрид попытался поднять камень, но ему не хватило сил.

– Давай помогу. – Насеф оттолкнул его в сторону, зацепившись рукавом за шип чахлого пустынного кустарника. – Ох… мать точно устроит мне выволочку.

– Помоги мне!

– И отец тоже, если узнает, что я тут был.

– Насеф!

– Ладно-ладно. – Он навалился на камень. – Как ты до этого его двигал?

– Не знаю.

Вместе они опрокинули валун набок.

– Ого, что это? – спросил Насеф.

Эль-Мюрид осторожно извлек амулет из каменистой почвы, стряхнув землю с изящного золотого браслета. Драгоценный камень светился даже на утреннем солнце.

– Мне дал его ангел. Как доказательство для сомневающихся.

Насефа амулет впечатлил, хотя и вызвал у него скорее тревогу, чем восторг.

– Тебе, пожалуй, стоит идти, – нервно посоветовал он. – Все селение собирается в храме.

– Они что, думают, их будут развлекать?

– Они думают, будет что-то интересное, – уклончиво ответил Насеф.

Эль-Мюрид уже замечал за ним подобную уклончивость. Насеф не хотел, чтобы его поймали на слове – на какую бы тему ни шел разговор. Они зашагали в сторону Аль-Габы. Друг постепенно отставал, и Эль-Мюрид прекрасно его понимал – Насефу еще предстояло жить с Мустафом.

В храме собрались все, как из Эль-Аквилы, так и из Аль-Габы. Атмосфера в храмовом саду напоминала праздничную, но Эль-Мюрид не встретил ни одной дружеской улыбки. Под покровом веселья скрывалась злоба. Эти люди пришли увидеть чью-то боль и страдания.