Контрразведчик - Юрий Корчевский Страница 5

Даже первоначальных допросов Матвею хватило, чтобы понять – Иванов, а от него и германская разведка, сведения получили ценные, объемные. Злоба в душе поднималась, да не только она, целая гамма чувств – ненависть и презрение к предателю, желание самому, своими руками, удавить гада. Чтобы мучился, подыхая, пытался сделать еще вдох, чтобы уделался от страха за свою ничтожную жизнь. Предателей Матвей ненавидел даже сильнее, чем врагов. Неприятель не скрывается, действует открыто. А предатель наносит удар в спину, сообщает врагу секретные данные, ослабляет свою армию и способствует победе врага. Он хуже врага!

Рано утром на служебной пролетке подъехали к дому Иванова, остановились в десяти шагах от арки, ведущей во двор. Вся группа из трех человек в штатском, чтобы не насторожить Иванова. Что-либо заподозрив, он может выкинуть записи и утверждать, что эти бумажки не его и он их видит впервые и записи подбросили жандармы с целью провокации.

Прошло около часа, пока из арки вышел Объект. В шляпе-котелке, пальто, в руке саквояж. На стоящую пролетку внимания не обратил. Упущение с его стороны, беспечность! Да это и понятно, каких-либо специальных учебных заведений по профилю разведки еще не существовало ни в одной стране, а поднатаскать агента у германцев не было ни времени, ни желания. Матвей, а за ним оба фельдфебеля сразу покинули пролетку и бегом за Ивановым. Тот услышал топот ног, обернулся, отбросил саквояж и попробовал убежать. От крепких фельдфебелей не уйдешь! Один из служак догнал, сбил с ног, тут же подбежал другой, заломили руки за спину, поставили на ноги. Матвей обыскал его лично. Оружия нет, в кармане пиджака обнаружил портмоне, но в нем кроме денег ничего, никаких записей. Открыли саквояж. Иванов сразу кричать стал, что саквояж впервые видит и это провокация.

– Это ты трибуналу расскажешь! На содержимом наверняка отпечатки твоих пальцев найдем. А сейчас я объявляю вас арестованным по подозрению в измене Родине!

Уже в Охранном отделении раздели донага, тщательно осмотрели одежду, прощупали каждый шов. Потом сняли отпечатки пальцев, отдали саквояж с содержимым специалисту по дактилоскопии. Пока специалист в своем кабинете выявлял отпечатки на содержимом, Матвей начал допрос. Иванов отрицал всё – визиты в «Асторию», встречи с информаторами. Отрицать очевидное было бессмысленно, уже были протоколы допросов за вчерашний день контактеров Иванова, имелись рапорты филеров. Трибунал примет их во внимание. А отказ Иванова сотрудничать со следствием лишь усугубит вину. Впрочем, что может быть хуже смертного приговора через повешение? К военнослужащим применяли расстрел.

Допросы всех фигурантов дела, очные ставки, шли две недели. У Матвея уже глаза уставали от постоянной писанины. Все показания надо задокументировать.

Причем с каждым днем количество фигурантов множилось. Те, кто контактировал с Ивановым, получал от него деньги, выдавали своих знакомых или сослуживцев, которые вольно или случайно выдавали какие-либо секреты. Уже и следственная тюрьма при Охранном отделении переполнена. Счет арестованных перевалил за три десятка, так это только по одному делу, которое вел Матвей. У других офицеров свои следственные дела и свои арестованные.

Потом начались заседания трибунала. Германские агенты, свившие гнездо в гостинице «Астория» под прикрытием журналистов, представителей промышленных компаний, почувствовали, что запахло жареным. Начали поодиночке, чтобы не привлекать внимание, покидать Россию. Выезжали в Финляндию, на территории которой боевых действий не велось, оттуда в нейтральную Швецию, пароходом в Германию. Совместными усилиями Охранного отделения и Генерального штаба удалось выдворить всех германских подданных, свивших шпионское гнездо в «Астории». Однако Матвей сомневался, что немцы не оставили агентуру. Слишком долго и безнаказанно действовали.

Сводки с фронтов не радовали. После первых успехов русской армии фронт вначале замер, потом стал откатываться. Больницы и госпиталя в городе были переполнены. И почти каждый день в столицу приходили санитарные поезда, привозили тяжелораненых. Легкораненые, кого можно было быстро поставить в строй, лечились в лазаретах на небольшом удалении от линии фронта. Победные реляции газетных статей сменились. Журналисты и представители партий вопрошали: в чем причины поражений? Нет ли измены или продажности командования? Как всегда, журналистам хотелось «жареных» фактов, в корень проблем никто из них не вникал. Для этого нужен ум аналитический и точное знание тактики, предпринятых генералами действий, наличия планов и резервов. Матвей, как и другие офицеры жандармерии и армии, журналистов не любил, слишком вольно обращались с фактами.

В Петербурге с продуктами становилось напряженно, и Матвей отправил жену на дачу к родителям. И мама ее рядом живет. Местность сельская, прожить легче, деревенские приносят дачникам на продажу молоко, масло, сметану, картошку и прочие овощи. В такой ситуации Матвей, как и другие офицеры, предпочел бы получать продовольственный паек, а не деньги.

Матвей принял правильное, как потом оказалось, решение. Перевез жену Александру в Ольгино, на дачу к родителям. Тем более ее мама в соседнем доме жила. Вместе выжить легче. Да и многие коренные петербуржцы, у кого была родня в деревне, покинули город. Но позволить себе переезд могли только те, кто не работал – жены и дети рабочих, ремесленников.

Да и не Петербургом город ныне именовался. Матвей родился и вырос в этом городе, закончил военное училище, служил в жандармерии, свыкся с этим названием. Но с началом войны все немецкое – названия, продукты, фамилии – стали народу ненавистны. И Государственная Дума приняла решение переименовать Санкт-Петербург в Петроград, на русский манер. Город Петербургом наименовал его основатель – Петр Великий, и Матвей нового наименования душой не принял. Однако название продержалось десять лет. И только после смерти В. И. Ленина большевики дали городу название Ленинград. Но и оно продержалось немногим более шестидесяти лет, город вновь принял историческое имя.

Немцы на фронтах давили, нанося ущерб в живой силе массированным артиллерийским огнем. На южном фланге русские войска вынуждены были отступить за реку Сан. С 24 мая по 2 июня немцы наступали под Перемышлем и вернули контроль над городом, который до войны представлял собой пограничную австро-венгерскую крепость. А с 7 по 15 июня начались ожесточенные, кровавые бои за Лемберг (ныне Львов). Не в силах отстаивать город, неся потери, императорская армия 9 июня оставила город, а в июле и вовсе ушли из Галиции и остановились на рубеже Холм – Владимир-Волынский.

Матвея снова направили в командировку в действующую армию. Надо было допросить одного из командиров батальона пехотного полка. До войны полк стоял в Самаре и недавно, при ревизии, открылись хищения с полковых складов. Офицер мог быть свидетелем или соучастником. Дело расследовал не Матвей, другой офицер, но тот был загружен, а Матвей только закончил дело Иванова и передал в трибунал. В жандармерии, как и в армии, приказы не обсуждают. Получил документы, вечером уже выехал. Полк располагался на передовой недалеко от Владимира-Волынского. Казалось бы, чего проще? Допросил под протокол и был таков. Дольше добираться.