Король - Андрей Посняков Страница 5

Кроме так не понравившегося княжне платья, в шкафу оказалась вполне добротная куртка, пара клетчатых мужских рубах – так называемых ковбоек, старый кримпленовый костюм ужасного темно-коричневого цвета и женские брюки-клеш из плотной, похожей на джинсу, ткани.

После просмотра журналов, брюки эти неожиданно привлекли Машино внимание. Девушка даже примерила их, натянула – оказались впору, только заметно коротковаты, но с замшевыми сапожками – в самый раз.

Арцыбашев тряхнул головой и одобрительно улыбнулся:

– Ты еще рубашку какую-нибудь примерь, или блузку, а я пока на кухне пошарюсь, чего-нибудь съестного поищу.

На маленькой – метра два на три – кухоньке кроме печи еще имелись старинный буфет, три табуретки и стол, накрытый старой газетой. С первой страницы браво улыбался бровастый Леонид Ильич. «Правда» за девятое сентября тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Надо же – и не пожелтела ничуть!

В буфете, кроме алюминиевых вилок-ложек и прочей посуды, оказались закрутки со всякими соленьями (как видно, недавними) и пара жестяных банок свиной тушенки, кои молодой человек тут же переставил на стол.

На верхней полке буфета краснело пластмассовыми боками старое проводное радио-репродуктор. Леонид машинально покрутил ручку звука – больше там крутить было нечего. В репродукторе вдруг заиграла музыка, и приглушенный мужской голос сказал:

– Здравствуйте, товарищи! Начинаем концерт по заявкам. К нам пришло письмо от работницы фабрики «Большевичка» Ирины Андреевны Ивановой с просьбой передать для ее подруги, знатной станочницы Антонины Тимофеевны Лесниковой, хорошую песню! Что ж, уважаемая Антонина Тимофеевна, принимайте музыкальный подарок. Для вас поет Геннадий Белов!

– Травы, травы, травы не успели, от росы серебряной согреться… – затянул хорошо поставленный баритон.

– Любый… – на кухню вдруг заглянула Маша, окидывая обстановку удивленным взором. – А с кем это ты тут разговариваешь?

– Так… сам с собой…

– А поет кто?

– Это по радио…

– По ра-дио….

– Ого! Да ты у меня самая модная, Машенька!

Честно сказать, Арцыбашев не поверил своим глазам. Вместо средневековой боярышни перед ним стояла вполне современная молодая девчонка – студентка или еще кто: в синих брюках-клеш и просторной, с подкатанными рукавами, рубашке в крупную черно-желтую клетку. Темно-русые волнистые волосы водопадом рассыпались по плечам.

– Вот это да! А тебе идет, очень!

Уже успевший облачиться в темно-коричневый – чуть мешковатый – костюм, Леонид подхватил супружницу на руки, закружил. Маша весело засмеялась:

– Я в тех книжицах видела. Женщины и девы вот так вот одеты. И на улице – тоже.

– Ты ж моя красавица!

Они тут же, на кухне, и пообедали, усевшись за покрытый газетою стол. Поели с большим аппетитом, умяв две банки тушенки и по паре маринованных огурцов.

– Ум-м, вкусно! – вытирая губы висевшим на гвозде полотенцем, покивала княжна. – А с хозяевами мы расплатимся. Я им вот это колечко оставлю.

Девушка обвела интерьер глазами и неожиданно вздохнула:

– Видать, небогатые люди в избенке сей тесной живут. Ничо! На кольцо корову себе купят. Или бычка. Лишь бы боярин местный не обидел. Ну, да с боярином мы разберемся, ага?

– Угу, – машинально кивнув, Леонид подошел к репродуктору и прибавил звук. Концерт уже кончился, передавали новости. Диктор с волнением рассказывал о перевороте в Чили. О диктаторе Аугусто Пиночете, о свержении и смерти президента Альенде… Рассказывал так, словно бы все это произошло буквально на днях, только что, а не в далеком семьдесят третьем году.

В семьдесят третьем…

– Сегодня, пятнадцатого сентября тысяча девятьсот семьдесят третьего года… – неожиданно услышал Арцыбашев. – Передаем сигналы точного времени. В Москве пятнадцать часов… в Ашхабаде – семнадцать… в Караганде – восемнадцать… В Петропавловске-Камчатском – полночь.

Тысяча девятьсот семьдесят третий!

Страшная догадка вдруг окутала сознание Леонида. Ну конечно – семьдесят третий! Отсюда, вернее оттуда все это ретро, антиквариат – автомобили, магазин «Райпо», вот эта дача. Та-ак…

Разузнать бы теперь поточнее. Хотя уж куда точней – радио. Но это может быть и прикол. Поговорить бы с кем, спросить бы… Черт, еще и милиции опасаться надо! Теперь уж точно – надо… коли время – не свое. Эх, жаль, в доме телевизора нет. А на улицу выходить опасно – милиция! Лучше уж здесь переждать, коли все так случилось.

– Любый, что с тобой? И объясни мне, наконец, кто здесь говорил-то?

– Конечно, объясню, милая. Только кто-то обещал ничему не удивляться.

Услышав рядом, на улице, чьи-то громкие голоса, Арцыбашев подскочил к окну, осторожно отдернул занавеску и увидел идущих за забором детей, двух мальчишек и девочку. Мальчишки – в смешных серых пиджачках, девочка – в коричневом, с черным передником, платьице. У всех троих в руках портфели, а на груди – алые пионерские галстуки! И разговоры – вполне соответствующие. Чуть приоткрыв форточку, молодой человек прислушался.

– А я ему – раз! А он мне… А я – как Герд Мюллер! Прямо в ворота.

– Врешь ты все, Вовка. Лишь бы на политинформацию не ходить. Это в такое-то время! Когда в Чили – фашисты!

– Зато я металлолома больше всех сдам! И макулатуры. Честное пионерское, вот увидите!

Дети скрылись из виду, голоса их затихли, и Леонид в задумчивости уселся на табуретку. Покусал губу, покрутил в руках вилку и тут же встал, взял супругу за руку. Первым порывом его было – уйти. Немедленно уйти, затеряться… Но вот куда уйти и зачем? Здесь, хотя бы на время, было вполне безопасно. Просто отдохнуть до утра, подумать.

– Пойдем-ка, приляжем, милая… – ласково поцеловав жену, улыбнулся Магнус. – Вижу ведь – устала.

– Да уж, немножко подремала бы, – Маша совсем по-домашнему потянулась. – А то вся эта беготня, суета… Хорошо хоть – с тобой, любый.

Маша улеглась на кушетке, вытянув босые ноги. Леонид, не раздеваясь, прилег рядом, накрыл жену покрывалом, погладил по волосам и, чмокнув в нос, ласково шепнул:

– Спи.

Синие очи княжны смежились, дыхание быстро стало ровным, едва заметным. И в самом деле – умаялась. С нежностью посмотрев на супругу, Арцыбашев задумчиво почесал затылок, прикидывая, что теперь делать. С одной стороны, тысяча девятьсот семьдесят третий год – это, конечно, хорошо. Не средневековье какое-нибудь, вполне современная цивилизация. Автомобили, кино, телевизоры. Персональных компьютеров, правда, нет, как и Интернета. Ну, да ничего, и без этой байды-лабуды прожить можно. Тем более, с такой-то красавицею супругой. Главное – легализоваться. Затеряться в каком-нибудь большом городе, в Москве или в Санкт-Петер… тьфу – в Ленинграде, конечно же, Санкт-Петербург в семьдесят третьем году еще Ленинградом именовался. Затеряться, документы выправить – да жить-поживать, добра наживать. Худо ли? Тем более – с Машей!