Во славу Отечества! - Евгений Белогорский Страница 5

– Тогда будем считать вопрос исчерпанным, пойдемте к людям.

Покинувшие свои вагоны солдаты с любопытством смотрели на своих командиров в ожидании разъяснений своей длительной остановки. Вблизи них уже собралось несколько человек из местных жителей, желающих поглазеть на гостей.

– Становись! – громко отдал приказ капитан, и пехотинцы быстро выстроились в линию перед капитаном, ожидая дальнейших приказов командира. Покровский неторопливо прошелся вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица стоявших перед ним воинов. Все они были собранны и подтянуты, без тени смущения и страха, что приятно радовало его взгляд.

– Солдаты, фронтовики! Только что я получил новый приказ генерала Корнилова, – Покровский потряс в воздухе кулаком с телеграфной лентой, – положение в самом Петрограде резко изменилось в худшую сторону. Идёт мерзкая грызня за власть между столичным Советом и премьером Керенским. Только благодаря этой анархии, немецким шпионам, купив верхушку профсоюза, удалось организовать саботаж на железной дороге. Продавшись за вражеское золото, ВИКЖЕЛь приказал не пропускать в столицу наши войска, посланные Корниловым для наведения порядка в Петрограде. Всё это, вместе с недавним взятием немцами Риги, создает страшную угрозу для всей нашей страны. Из-за этого генерал Корнилов не может покинуть Ставку, опасаясь полного развала Северного фронта. Он лично просит каждого из солдат нашего эшелона полностью выполнить ранее отданный им приказ и спасти наше многострадальное Отечество. Сейчас всё зависит только от каждого из нас, и никого другого! Все наши части разбросаны от Пскова до Луги, отрезанные друг от друга, вследствие измены железнодорожников. Поэтому сейчас мы можем рассчитывать только на самих себя! Согласно приказу Лавра Георгиевича, со всеми лицами, уличенными в саботаже и вредительстве, следует поступать по законам военного времени. Всем ясно?

– Так точно, господин капитан! – дружно пронеслось по шеренгам, все фронтовики страшно не любили столичных тыловиков, справедливо считая их захребетниками и лодырями.

– Тогда приказываю выставить боевое охранение вблизи эшелона и задерживать всех посторонних лиц, которые могут попытаться проникнуть в расположение части, особенно для ведения агитации против главковерха. За неповиновение патрулю расстрел на месте! Я вместе с Савельевым отправляюсь к начальнику станции, чтобы как можно быстрее возобновить наше движение. За себя командиром оставляю штабс-капитана Саблина. Обо всех задержанных немедленно докладывать мне лично.

Закончив говорить, Покровский козырнул офицерам и обратился к подскочившему фельдфебелю Савельеву:

– Дорофеич, прикажи установить пулемет напротив водокачки и вместе с первым взводом подходи к начальнику станции.

Двигаясь к зданию вокзала, капитан совершенно не предполагал, как он сможет достойно выйти из сложившегося положения, однако Покровский был полностью уверен, что выполнит приказ Корнилова. Хлебнув в полной мере чашу унижения, фронтовик не собирался пасовать перед тыловым чиновником, даже имевшим приказ из столицы.

Железнодорожник ждал Покровского с видом римского триумфатора, принимающего покорность диких варваров. Победа, одержанная профсоюзом железных дорог над слабохарактерным царем в марте месяце, сильно вскружила голову железнодорожным служащим. Начальник станции свято верил в силу столичного приказа, наивно рассуждая, что Покровский будет играть по его правилам. Возможно, будь он генералом, или на худой случай подполковником, тогда бы ожидания железнодорожника оправдались, но Покровский был самой настоящей фронтовой костью, которая всегда несла на себе все тяготы военной жизни.

В служебной половине здания станции находилось ещё два человека: молодой телеграфист и розовощекая девушка, сидевшая на табуретке перед стойкой телеграфного отсека. За секунду до появления капитана они вели страстную беседу, бросая друг на друга многозначительные взгляды.

– Немедленно связь со ставкой главковерха, – приказал Покровский, глядя прямо в глаза юноши.

Тот покрылся красным пятнами, суетливо одернул свой мундир и тонким, звенящим от волнения голосом произнес:

– Согласно приказу начальника станции, связь между воинскими эшелонами запрещена.

– Я отменяю приказ начальника станции, – спокойно произнес капитан, так, как будто речь шла о чём-то простом и повседневном, – вызывайте генерала Корнилова.

Телеграфист, поймав восторженный взгляд предмета своего обожания, энергично тряханув головой, выдал Покровскому:

– Мы не выполняем приказов бунтовщиков и предателей революции. Вам лучше сдаться, господин капитан, дабы не усугублять и без того свое незавидное положение.

За столь пафосные слова телеграфист был вознагражден новым пылким взглядом своей подруги.

– Все ясно, – весело произнес капитан и, подмигнув понимающим взглядом, спросил телеграфиста: – Твоя?

Пока юноша ещё решал, как достойно ответить нахальному солдафону, Покровский обернулся к пришедшим вместе с ним солдатам и приказал:

– Ну-ка, ребятушки, отведите эту красавицу в первый вагон.

Телеграфист тревожно пискнул и попытался помешать исполнить приказ капитана, но, натолкнувшись на кулак офицера, моментально сложился пополам, навалившись своим телом на откидную крышку деревянного барьера. Отчаянно пытаясь ухватить ртом спасительный воздух, он со слезами на глазах глядел, как грубые солдатские руки тащили куда-то прочь его любимую, которая слабо пыталась сопротивляться и только жалобно кричала ему:

– Митя, Митя!

– Ну что ты, что ты, Митя, – дурашливо говорил капитан, ласково удерживая в своих руках дёргающегося телеграфиста, – дело-то житейское. Засохли, понимаешь, мои орлы от фронтовой жизни, совсем засохли. Ну, ты, как мужчина, меня ж понимаешь. А тут девка такая справная: грудь высокая, тело крепкое, сам понимаешь!

Митя попытался освободиться из объятий Покровского, но тот немедленно сильным рывком приложил телеграфиста лицом к тяжелой дубовой панели барьера. Не останавливаясь ни на мгновение, он тут же поднял свою жертву, радостно убедившись, что у телеграфиста разбиты только губы, нос и ничего более. Жестко ухватив несчастного юношу за воротник, капитан приблизил его к себе, глядя на Митю горящим безумным взглядом.

– А там, в вагоне, у меня пятьдесят человек, и уверяю, дорогой, что никто, никто из них не откажется… – говорил он проникновенным голосом, от которого в голове у юноши разом возникли картины, одна ужаснее другой. – Если она выживет после этого, то виноватым будешь только ты, и никто другой.

– Как это?! – отчаянно пискнул сквозь разбитые губы телеграфист, моментально представляя себе еще чудовищнее картину своего будущего.

– А только благодаря твоему упрямству, – холодно бросил Покровский и, не выпуская из рук шею юноши, подтащил его к окну, – гляди, гляди, как её ведут на позор, и всё из-за тебя. Только ты своим дурацким желанием поиграть в большую политику заставляешь меня отдавать невинную девушку на поругание. Но ты можешь её спасти. Я прикажу вернуть её обратно, если ты дашь связь со ставкой.