Полуденный мир - Павел Молитвин Страница 50

— Я победил, но долго ли мне торжествовать? — чуть слышно прошептал Мгал, отсмеявшись. — Бергол и его советники придумают ещё что-нибудь, а потом еще… Не проще ли было выпить кувшин с отравленным питьем и не затевать этого безнадежного поединка?

Проснувшись от шороха за дверью, Мгал чуть приоткрыл глаза, но не двинулся с места. В Смотровом глазке мелькнул свет факела, послышался шепот, звякнул тяжелый засов, и массивная дверь, заскрежетав, отворилась. В щель просунулась одна голова, потом другая, блеснули в неверном свете обнаженные мечи.

— Эй, ты, а ну-ка проснись! Тебя ведено перевести в другую камеру.

Мгал не шелохнулся, не проронил ни звука, чувствуя, что у него появляется крохотный, слабый шанс.

— Мертв. — Один из тюремщиков выставил руку с факелом за дверь. — А где змеюка?

— Задавил. Вон лохмотья в углу валяются. Убил он её, но и сам, видать, от яда не уберегся, да смилуется над ним Небесный Отец, — возбужденным шепотом сказал второй, а голос из-за двери опасливо предупредил: — Вы, глядите, осторожнее, он и притвориться может. Горежа-то как отделал — всю жизнь теперь с обезображенным лицом ходить будет.

— Сейчас проверим. Дай-ка копье.

Мгал напряг мускулы и в который уже раз за сегодняшнюю ночь мысленно возблагодарил Вожатого Солнечного Диска за то, что тюремщики не озаботились заковать его в кандалы. Впрочем, оно и понятно — кандалы здесь держат для особо торжественных случаев.

Первый тюремщик — наголо обритый мужчина средних лет, с длинными висячими усами — протиснулся в приоткрытую дверь, держа в левой руке факел, а в правой меч. Из-за его спины выглянул юноша с копьем.

— Ну точно, прибил он змеюку, а я-то боялся, вдруг бросится, — громким шепотом сказал он, вглядываясь в лохмотья алой безрукавки.

Мобеле-мбанглы он боялся значительно больше, чем неподвижного узника, кольнуть которого копьем намеревался исключительно для очистки совести.

Отточенный наконечник был в пяди от ребер Мгала, когда северянин, почувствовав, что дальше медлить опасно, с диким ревом прыгнул на первого тюремщика и точным, сокрушительным ударом в грудь поверг его на пол. Юноша, тонко, по-заячьи, пискнув, рухнул от удара ногой в живот, однако третий, самый осторожный и опытный тюремщик успел рвануть на себя дверь и задвинуть засов.

Мгал скрипнул зубами от сознания собственного бессилия, подхватил оброненный первым тюремщиком меч и плашмя ударил им по голове начавшего подниматься юношу. Бритоголовый тем временем успел откатиться в сторону, вскочить на ноги и выхватить из-за пояса нож. Северянин рассмеялся лающим смехом, отшвырнул ногой факел и сделал шаг вперед, но ослепительная вспышка за спиной бритоголового отбросила его к двери.

Сквозь боль в глазах, полуослепший, он все же успел увидеть, как корчится на полу бритоголовый, на котором разом загорелась кожа и одежда, а потом ему показалось, что в камеру вплыло огромное, нестерпимо сияющее, пышущее чудовищным жаром солнце. Испепеляющие лучи его пробуравили, взорвали закипевший мозг северянина, и он рухнул на горячие каменные плиты.

Очнулся Мгал оттого, что кто-то лил ему на голову воду. Прохладная влага стекала по лицу, и он жадно ловил её пересохшими губами, умоляя Небесного Отца о том, чтобы это длилось вечно.

— Жив?.. — донеслось до Мгала откуда-то издалека. Он с трудом разлепил веки, поднял гудящую голову и увидел сияющее лицо Гиля. Губы чернокожего мальчишки шевелились, в глазах стояли слезы, он что-то говорил, спрашивал о чем-то, но слова его путались в голове северянина, смысл их ускользал.

Мгал сделал усилие, поднял ставшую почему-то свинцо-во-тяжелой руку, смахнул с лица воду и спросил чужим, хриплым голосом:

— Откуда ты тут?

— А из печки. Погоди, сейчас и Эмрик появится.

Мальчишка отступил в сторону, и глазам Мгала открылось удивительное зрелище — черная, в человеческий рост, дыра под потолком камеры, с оплавленными и все ещё не остывшими, пылавшими темно-красным огнем краями.

— Что это? — От изумления северянин подался вперед, забыв на мгновение о боли, пронзившей все его тело.

— Так, пустяки — пришлось дыру в стене выжечь. Иначе как до тебя доберешься? — ответил мальчишка, сияя улыбкой, и тут же, снова склонившись над Мгалом, заботливо спросил: — Сильно ранен? Идти сможешь?

Красной, словно обваренной, рукой северянин оперся о стену, чувствуя, что от запаха горелого мяса тошнота подступает к горлу, стиснул зубы и начал подниматься.

— Вот и отлично!.. — начал Гиль, но тут что-то заслонило раскаленные камни, послышался негромкий удар, и кошкой проскользнувший к Мгалу Эмрик так сжал его в объятиях, что у северянина потемнело в глазах.

— Живой?!

— Живой, что мне сделается., — прошептал Мгал, борясь с застилавшей глаза темнотой.

— Тогда не будем терять время. — Эмрик подхватил с пола факел и огляделся: — Надо нам быстренько выбираться отсюда, пока весь дворец на ноги не подняли.

Неожиданно взгляд его упал на слабо шевелившегося у ног северянина юношу.

— Тюремщик? Клянусь Усатой змеей, это как раз то, что нам сейчас нужно! Гиль, спрысни-ка его водичкой.

Мальчишка вылил на юношу остатки воды из кожаной фляги, и тот со стоном открыл глаза. Эмрик рывком поднял тюремщика с пола, поставил на подгибающиеся ноги.

— Покажешь, как выйти из дворца или сразу тебя прикончить?

— По-каж-жу! — щелкнул зубами юноша.

— Тогда вперед!

Эмрик поднял руку, в которой блеснул странно изогнутый черный короткий жезл, и направил его на дверь камеры. От последовавшей затем вспышки Мгал зажмурился и вновь едва не потерял сознание, а открыв глаза, обнаружил, что двери нет. Вынесенные огненным смерчем в коридор, останки её звездной россыпью дотлевали во тьме.

— Веди к главному входу! — рявкнул Эмрик и отвесил тюремщику столь мощный тумак, что тот пушинкой вылетел в коридор. — Обопрись на меня, и пойдем. Мешкать нельзя. — Гиль подставил северянину плечо, и тот, тяжко опершись на него, сделал первый шаг. Темные коридоры переливались из одного в другой, в конце их то и дело мелькал свет факелов, резкие голоса кричали что-то угрожающее, но жезл в руке Эмрика выплевывал очередную порцию ослепительного пламени, крики затихали, и друзья снова бежали куда-то вперед. Падали, поднимались, карабкались по лестницам вверх, скатывались вниз. Мгал чувствовал, что силы покидают его, сердце заходится, ноги слабеют, но Гиль упрямо тянул и тащил его все вперед и вперед, то ласково что-то шепча, то взвизгивая от злости, ругаясь и призывая на помощь Самаата и всех добрых духов, и северянин опять бежал, шагал, ковылял, полз, плача от невыносимой боли и ненависти к маленькому чернокожему мучителю. А жезл в руках Эмрика все харкал огнем, и тошнотворный запах горелой плоти лез в ноздри, и весь этот кошмар, казалось, будет тянуться вечно.