Зенитный угол - Брюс Стерлинг Страница 51

Он глотнул ещё вина.

Милое лицо Дотти помрачнело.

– Зачем ему эта жуткая штуковина? Что с ним такое? Всего ему мало!

Ван сморгнул.

– А что с ним такое?

– Ничего. Пожалуй, ничего. Если не считать его подружки девятнадцати лет! Дерек, он ее купил. Этакая чернокудрая звёздочка индийского кино, которая вьется вокруг него и сияет глазами, как фарами. Это, по-твоему, прилично?

Ван прекрасно знал, что Анджали исполнилось двадцать три года, но, оценив расстройство жены, он мудро промолчал.

– Просто ужас.

– Я так за него волнуюсь. За все годы, что я его знала, не было случая, чтобы его романы тянулись долго. Эта женщина пользуется его слабостью, я это точно знаю. Он влюблен в нее безумно.

Ван подавил смешок. «Безумно»? Это ещё что такое? В последний раз, когда они болтали с Тони – ещё в Вашингтоне, – тот рассказывал о своей индийской актриске, подвывая и закатывая глаза, точно мультяшный волк.

Вану казалось очень забавным, что Тони Кэрью, образцовый казанова, наконец столкнулся с женщиной, которая в силах водить его за нос. И не кто-нибудь, а индийская кинозвезда. Очень на него похоже. Вана очень заинтересовала её персона, и он нашел один из ее фильмов – правда, на хинди, на DVD индийского производства. Секс-бомба Тони оказалась одной из слащавых, химически ярких потаскушек, которым даже целовать партнеров по съемкам не разрешалось. От нелепой этой истории на сердце у Вана делалось тепло, светло и щекотно. Бедный Тони, бедный старина Тони, счастливчик и олух.

Гос-споди. На такой высоте «шардонне» изрядно ударяет в голову.

Ван похлопал Дотти по руке.

– Милая, – пробормотал он, – оставим старине Тони его проблемы. А мы с тобой – это мы с тобой. Мы можем быть счастливы, если получится. Вот что важно.

Щеки Дотти зарумянились. Вздрогнули плечи. Господи помилуй, она же сейчас расплачется! Сердце Вана затлело от стыда. Хотя отчего бы ей не плакать? Причина есть.

Он неловко приобнял ее за плечи.

– Милая, всё будет хорошо. Всё ещё долго будет хорошо.

Дотти только хлюпнула носом. Ну почему он никогда не мог подобрать верные слова? Порою они болтались перед самым носом, но какая-то судорога извилин не позволяла им сорваться с языка.

Малыш заснул. Они были вдвоем в тесной холодной комнатке. Дотти рыдала, а у Вана до сих пор болела от разреженного воздуха голова. Но, но крайней мере, они были одни, и никто их не тревожил. Вместе с Дотти в комнатушке сразу становилось уютнее. Просторней, чем в кабинете Вана в Склепе, и не так жутко. Главное, что Дотти рядом. А он не мерзнет в снегу под воротами обсерватории. Спасибо и за это. Плюс к тому в окрестностях не водятся генералы ВКС. Жизнь не так и ужасна. Очень даже ничего. Да, вполне терпима.

Он снял рубашку. Дотти уставилась на него, утирая слезы. Ван ухмыльнулся. Да, в разлуке с ней он здорово позанимался. Растряс жирок. Спасибо тренажерам – в такой хорошей форме он давно…

– Что с твоим плечом?!

Ван покосился на выцветающий лилово-желтый синяк. Он чуть не в кровь разбил плечо, когда стрелял из южноафриканского штурмового ружья [48]. Гильзы из барабанного магазина разлетались как конфетти.

Дотти в недоумении коснулась синяка.

– Милый, ты здорово поранился!

Конечно, отдача у штурмового ружья была страшная, но стрелять из него было так здорово, что Ван почти не замечал боли.

– Несчастный случай на работе, – соврал он, растянувшись на узкой кровати.

Дотти тут же нырнула к нему под тяжелое одеяло. Раньше они никогда не спали в одной постели. Жизнь в разных городах не способствовала развитию этой привычки. А эта койка оказалась слишком узкой. Дотти цеплялась за мужа, словно они теснились на спасательном плотике. Ван слишком устал и вымотался, чтобы заниматься любовью, но тепло ее кожи, звук ровного дыхания доставляли ему несказанное утешение. Его звзздная девочка. Подарок вселенной. Где-то в темной глубине души сидел отчаянный ужас, убийственная уверенность в том, что он никогда больше не обнимет Дотти.

Дотти пристроила щеку у него на локте, забросила ногу ему на бедро и тут же уснула. В комнате было темно. Ван едва мог различить милые черты ее лица – вот нос, вот скула.

Как хрупок мир.

Прежде чем заглянуть за кулисы власти, он не осознавал, что цивилизация – это по большей части видимость. На самой вершине, в кружках и комитетах великих и могучих даже тем, кто по нечаянности оказались инженерами и учеными, всё равно приходилось изображать шаманов. Да и сам Ван теперь был политиком. А чтобы править миром, приходится найти в себе силы, стиснув зубы, прикидываться. Смотреть в глаза и не отводить взгляда.

Вот в чём он промахнулся с генералом. К этому человеку надо было вломиться с воинственным и властным видом. Излучая ауру неизбежности.

Ван сомкнул воспалённые веки. Хотя бы завтра ему совершенно нечего будет делать, кроме как побыть с женой и сыном. Почему это кажется ему такой огромной честью? Потому что он сам напросился. По доброй воле превратил себя в чужое орудие.

Он завис на грани сна, хватая ртом разреженный воздух. Перед глазами плыл исполненный провидческой значимости блестящий дедов бластер. Ван не в силах был отвести от него внутреннего взора. Когда он работал над неудачной демонстрационной моделью, в пистолете кончился припой. Ван разобрал бластер, выкрутив четыре крошечных стальных шурупа, и обнаружил, что инженеры из «шарашки» установили внутри модель реактивного двигателя. Когда Ван снял крышку, перед ним предстала крошечная хвостовая дюза самолёта SR-71 «Дрозд». Чтобы пистолет заработал, прутки припоя требовалось засунуть в выхлопное отверстие, круглое, точно пистолетный ствол. Вот это был типичный инженерский юмор шестидесятых – с короткой стрижкой и в галстуке. Неудивительно, что дед так дорого ценил свою игрушку.

Вино и усталость навалились на него, распластав по простыням.

В третьем часу ночи их разбудил детский плач.

– Ой, Дерек… – невнятно пробормотала сонная Дотти. – Я всегда позволяла Теду ложиться со мной.

Ничего не поделаешь, пришлось втискивать затосковавшего малыша между родителями. Сердитый и сонный Тед ерзал, точно фланелевая выдра, пятками и коленями трамбуя себе гнездышко. Ван, и без того задыхавшийся в полусне, пришел в себя окончательно.

Он выбрался из постели, оделся – в комнате было совсем холодно, – набросил на плечи брошенное Тедом одеяльце, сел за стол и разбудил от сна лэптоп Дотти.

Комната Дотти могла быть опрятней монастыря, но ее компьютера Ван в таком беспорядке ещё не видывал. С ужасом он осознал, что Дотти Вандевеер, его жена, пользуется Outlook Express при широкополосном подключении и без всяких защитных средств. Хуже того, она поменяла все иконки. И не на обычные свои аккуратные звездочки или кометы, а на значки, более подходящие готам: летучие мыши, инопланетяне, ведьмовские котлы. По всему рабочему столу разбросаны были важные файлы с именами сплошь из ПРОПИСНЫХ БУКВ, пестрящие восклицательными знаками!! Ван глядел на них, как на рентгеновский снимок жениного подсознания. Диагноз был страшен.