Аут - Наталья Иртенина Страница 51

Скоро прикосновений стало много. Они облепили все его тело, оно стало очень легким и каким-то образом одновременно тяжелым. Морл колебался, не зная, на что решиться – падать или взлетать.

Раздался приглушенный крик. Потом стон.

Что-то внутри Морла отозвалось на этот крик. С опозданием он узнал голос матери своего ребенка.

Ребенка, отданного на заклание. В качестве корма для тварей, существующих в виде прикосновений.

Каким-то образом Морл знал, что они облепили не только его, но и жертву, и ребенка в ее утробе.

Он почти увидел в своей голове взрыв эмоций. Гнев и ярость. На мгновение они вернули ему ясность мысли. Он рванулся, но тут же снова потерял контроль над собой. Прикосновения равнодушно слизнули его негодование. И тут же он ощутил, как внутри него появилось нечто. Оно было похоже на распускающийся цветок. Бутон выбросил в стороны крупные лепестки, при этом не прекращая расти, увеличиваться в размерах. Стало очень холодно. Пахн уло почти зимним морозом. Цветок внутри Морла тоже был холодным, ледяным.

Его скрутила внезапная судорога. Он вдруг обнаружил, что цветок растворяет его тело изнутри. Точнее, засасывает в себя, как в воронку. Когда воронка поглотит его полностью, настанет очередь пока еще живой жертвы. Твари-прикосновения позаботятся об этом. Морл снова рванулся, пытаясь вывернуться наизнанку, выскочить из самого себя.

И на последнем издыхании, призвав спасительный огонь, отправил в воронку, впереди себя, всех до единого «опекунов». «Подавитесь», – сказал он тварям-прикосновениям, и сразу вслед за этим ледяной цветок сжал его своими лепестками.

Морл осознал себя падающим куда-то. В какую-то бездонную невесомость. Потом он понял, что не падает, а скользит по наклонной плоскости, как по ледяной горке, все быстрее и быстрее. Скольжение было беззвучным и неощутимым.

Потом его куда-то вынесло. Он понял это по тому, что внезапно прекратилось движение и можно было даже встать. От дурмана в голове не осталось ни следа. Мысли стали четкими, звенящими, прозрачными.

Морл выпустил на волю свои бесплотные руки. Они летели в пространстве и щупали пустоту.

Там, где он очутился, не было ничего. Вряд ли даже было само пространство. Скорее всего, иллюзия стереотипного человеческого восприятия. К тому же случайного. Ибо Морл был здесь случайным гостем. В отличие, например, от сгинувших в этой пустоте «опекунов».

Впрочем, он знал, что его случайность неслучайна. Просто он должен был побывать тут, в этой реальности несуществования. А потом вернуться назад. Прихватив с собой часть здешней пустоты, чтобы она стала его душой, властвующей над миром людей.

Он вернулся. Воронка выплюнула его в том самом месте, откуда забрала. В подвале было тихо. Обострившимися как никогда чувствами Морл, едва только прошел миг смятенности после возвращения, воспринимал теперь гораздо больше, чем прежде. Он мог слышать, как какой-то небольшой зверь прорывает недалеко ходы в земле. Мог ощущать запахи окружавшего дом леса. Распознавал страх, копошившийся в углу. И слабые токи гаснущей жизни возле алтаря.

– Вставай! – повелительно сказал Морл слуге. – Перережь глотку своему страху и займись ребенком. Если он умрет, ты умрешь следом.

– Хозяин, – пролепетал напуганный слуга, распластавшийся на полу.

– Быстро! – прикрикнул Морл.

– Иду, уже иду, хозяин. Не сердитесь.

Камил поставил себя на ноги и приблизился к умирающей девушке. Она лежала на спине, окровавленные лоскутья взрезанного живота шевелились, будто клубок змей. Слугу затошнило.

– Блевать будешь потом, – сказал Морл. – Вытащи ребенка.

Камил отворотил голову в сторону и с гримасой запустил руки внутрь женского тела. Нащупал плод и осторожно извлек наружу. Ребенок был красно-синего цвета, сморщенный, уродливый.

– Зажми пальцами пуповину, перережь и завяжи, – распоряжался Морл, следя за род инами сына слепыми белыми глазницами.

Дрожащими руками Камил перерезал ножом толстую склизкую веревку, соединявшую ребенка с матерью. Кое-как перевязал полоской ткани, оторванной от шейного платка. Снял с себя рубашку и завернул в нее скользкую крошечную плоть.

– Мальчик, хозяин! – не слишком бодро сообщил он.

– Знаю. Почему он молчит? Встряхни его.

Камил легонько подкинул сверток на руках.

– Еще. Держи его вниз головой.

Наконец раздался слабый писк, похожий на плач котенка.

– Дышит, – облегченно сказал Камил.

– Его имя будет Дан, – заявил Морл. – Унеси его, вымой и накорми.

– Хозяин, – несмело позвал слуга. – А девушка? Она еще жива.

– Утром похоронишь ее.

– Как же… – изумился Камил, не закончив фразы.

– Делай что я велю, – резко бросил Морл. – Уберешь здесь все и наглухо запечатаешь дверь. Потом разгонишь всех бездельников, оставшихся в доме. Ты понял?

– Да, хозяин. – В голосе слуги снова полыхнул страх. – Вопрос, – он сглотнул, – можно?

– Коротко, – нетерпеливо разрешил Морл.

– Куда… куда они все делись? – выдавил Камил.

В подвальной зале находились только четверо: Морл, слуга, полуживой ребенок и умирающая девушка.

– Что ты видел? – спросил в свою очередь Морл.

– Двенадцать живых факелов. – Камил вспомнил, как на «опекунов» набросилось выпрыгнувшее ниоткуда пламя, и содрогнулся, едва не выронив из ослабевших рук ребенка. – Потом… хозяин, вы стали прозрачным и вдруг исчезли совсем, – потрясенно продолжал слуга. – И эти… они тоже исчезли. Совсем. Даже трупов своих не оставили.

Кроме собственных трупов, они забрали с собой даже инвалидное кресло главаря.

Тогда-то Камил и повалился на пол, обмерев от ужаса и помрачившись сознанием. А когда очнулся, Морл во плоти уже снова стоял напротив.

– Они больше не существуют, – сказал Морл. – Я уничтожил их. Они ожидали другого, но получили то, что заслуживали собственной тупостью. Однако они исполнили свое назначение. Бог пришел в мир. Я – бог. Ты должен быть доволен тем, что служишь богу.

– Да, хозяин, – едва слышно прошелестел Камил.

Морл, замолчав, направился к выходу. Возле двери остановился и не поворачиваясь сказал:

– Помни, если ребенок умрет, ты последуешь за ним.

Камил обреченно посмотрел на недоношенного лилового уродца. Тот уже перестал пищать, только беззвучно разевал слишком большой для такого крохи рот.

– Только попробуй помри, лягушонок, – пригрозил ему Камил.

Подошел к истерзанному телу девушки и одним движением ножа окончил ее мучения.

Поначалу не было ничего примечательного. Эскалатор вывел на следующий этаж. Кроме толстого слоя покрывающей все пыли и провисающих от собственной тяжести клочьев паутины, одиннадцатый ничем не отличался от десятка нижних этажей. Мистическая тишина, давившая на Кубика внизу, здесь позорно отступала под натиском звуков его шагов. Смущенный, испуганный собственной смелостью и нахальством, он постепенно избавлялся и от страха, и от неуверенности. Странное табу, наложенное кем-то на верхние этажи, начинало казаться предательским обманом.