Марсианин - Александр Богатырёв Страница 51

— Я имел дело с наркоманами, и знаю их вид и поведение. Уже влёт определяю. Ваши ребята были совершенно другими!!! Ну не наркоманы и всё!

— А откуда вы знаете, какие могут быть наркоманы? — вдруг весьма серьёзно спросил Владимир.

— Да вот… Сподобился… Был у нас в ансамбле один парнишка… Так он для того, чтобы лучше сочинять песни попробовал какую-то дурь… И сорвался. Быстро сгорел. Жаль… Вот через него я и «познакомился» с наркоманами, чтоб мне больше с ними никогда… Бр-р!

Ефимыча аж передёрнуло от воспоминаний.

— Я, по тем привычкам даже носом вертеть стал, думал что учую, такое. В воздухе. Специфическое.

— Ну и как? — с улыбкой спросил Владимир, — обнаружили?

— Не обнаружил… — выдохнул Борис Ефимович, — а посему пришёл к выводу, что у меня самого голова того… Вот! Даже дал себе слово, что зайду к психиатру, как приеду домой.

— Но вели вы себя весьма здраво, — заметил Владимир, — и сдержано.

— А что мне оставалось?!!! Пропадать, так с музыкой!

Оба тихо рассмеялись.

— А после такое завертелось… Словом я и не заметил, как… ну что ли поверил… Ведь вы действительно оттуда? — как-то заискивающе, с надеждой спросил Ефимович.

— Да вот… Оттуда! — ответил печально Владимир.

Немного помолчали. Ночь была совершенно тихой. Безветренной. Даже муть, заслоняющая Луну, похоже, совершенно никуда не двигалась из-за чего окружающие пейзажи заливал рассеянный жемчужный свет лившийся с небес. Тишина, опустившаяся на лес, на давно покинутый людьми посёлок, была практически абсолютной.

— Удивительный вы народ, — нарушил, наконец, молчание Борис Ефимович, — вот я много общаюсь с молодёжью и впечатление очень мерзкое бывает — либо тупицы, либо мразь, либо слизь и бездельники. Редко среди них толковые попадаются. А вот в вашей среде я себя чувствую так, как будто попал в среду крутых учёных… У вас что, в группе все учёные?

— И да и нет.

— Это как?

— Ну… по факту, учёных — действительных учёных — тут всего-то двое: Эля и Юля. Вадим и Лена — по образованию и роду деятельности — гуманитарии. Михаил, хоть и технарь, но преподаватель техникума. Юра — пока что начинает в этом направлении, но по его же словам, он пока что лишь хороший инженер. А Николай, так тот вообще «просто инженер» как он любит выражаться.

— А вы?

— Ну, я также, «просто инженер» — Владимир лукаво хмыкнул — инженер-исследователь.

— Но вы мне только что ВСЕ показали именно стиль учёных! И… и даже лексика, фразеология, построение предложений, СТРЕМЛЕНИЕ точно выразить свою мысль…, вот как я это должен понимать?

— Ну… я думаю, что у нас и у вас весьма сильно разнятся системы образования. Помните, в тридцатые годы… или в шестидесятые это… была песня, в которой была строка «…Страна Героев, Страна Учёных».

— Но то был только лозунг.

— Лозунг ЛИ? Вот мы тут выяснили, что вы также чуть не кинули весь Запад. Если бы не этот капиталистический переворот в начале девяностых, вы бы как раз сейчас наблюдали гибель Запада как цивилизации, а сами находились на вершине могущества и благополучия. Мы просто то, что поётся в той песне, довели до логического конца — построили Систему, в которой снизу до верху, правят Герои и Учёные. А раз так, то и всё общество стремится стать и Героями, и Учёными… Отсюда то, что вы видели.

— Но как тогда понимать ваши занятия по чисто военным делам? Вот этот мордобой…

— А, Юлины уроки рукопашного боя? — Владимир снова рассмеялся. Ему очень понравился термин «мордобой», применительно к русскому рукопашному бою. Очень по-русски. ассмеялся. но достойно человека?тское состояние… хоть немного. ь без применения конкуренции. е интересны.

— сподства.

— Ну да! Как это согласуется с вашей философией Героев и Учёных?

— Гм… не понял вопроса, честно говоря.

— Если Герои и Учёные, то как эта философия сочетается с гуманизмом?

Лицо Владимира при этом вопросе вытянулось и приняло крайне озадаченное выражение. Сочетание понятий и противопоставление с его точки зрения были изрядно дикими. Но он это говорить прямо постеснялся. Он только мог предположить, что тут завязаны как-то базовые положения философии Бориса Ефимовича на отрицание «мордобоя» и противопоставления Герой-Учёный. В классическом гуманизме было нечто подобное.

— Ну… смотря какой тут гуманизм иметь в виду… — попробовал он нащупать почву для взаимопонимания или, по крайней мере, выяснить что имелось в виду предыдущим пассажем.

— Вы все как люди военного лагеря. С очень жёсткими и даже в чём-то жестокими законами.

— Гм, — Владимир задумался и надолго, но потом всё-таки ответил.

— Может именно поэтому, — потому, что у нас нет идиосинкразии на Армию, на дисциплину, — мы победили, а вы… вот так. Потому, что у нас изначально был Культ Общего Дела. И Славы для Человека, который сделал много для этого ОБЩЕГО Дела…, была великая Цель, построить для всего человечества Общество Справедливости. И… и вообще, вопрос о гуманизме, он очень скользкий.

— Почему? Разве это плохо?

— Ну тут как посмотреть. Есть гуманизм на уровне жевания соплей. На уровне недалёких родителей, которые своё чадо лишь холят и лелеют, тщательно охраняя от всех трудностей жизни. В результате из такого чада вырастает «тепличное растение» совершенно не приспособленное к жизни. Согласитесь, что это чадо, попав в реальную жизнь, будет только страдать и мучиться. И других мучить. Всю свою долгую и жалкую жизнь. Получается так, что его заранее, ещё на стадии воспитания, обрекли на страдания. Это гуманизм? По-моему это изощрённый садизм.

— С другой стороны, — возразил Борис Ефимович — если человека жёстко муштровать, то у него будет очень узкий кругозор. Тоже не сахар. Он сам себя будет мучить и мучить других, которые не соответствуют его стандартам «правильности».

— Естественно. Отсюда, вилка — и та и другая крайность есть Зло. Дети должны быть готовы к большой Жизни, но и без детства они также не должны остаться. Вот поэтому мы и завели для всего общества целую структуру, состоящую сплошь из психологов. Юля как раз из такой структуры — она социальный инженер по профессии. Задача этой структуры — исправления вот таких крайностей и минимизация страданий.

— А если принять другой принцип…

— Максимизации наслаждений?

— Да.

— Думаете, он больше соответствует вашим представлениям о гуманизме?

— Да.

— Но если положить в основу только наслаждения… не перестанет ли человек быть человеком? И как это отразится на всём обществе?

— Вы хотите сказать, что человек должен страдать?

— Это давний вопрос чисто русской философии, — ухмыльнулся Владимир, — единство противоположностей есть основа развития. Уберите страдания, и человек лишится стимулов к развитию. Он превратится в животное. Уберите наслаждения, и он также превратится в животное, которое занято только лишь одним — попытками обеспечить себе жизнь и уменьшить свои страдания.