Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки - Владимир Коваленко Страница 51

Но у маленьких корабликов обычно и добыча невелика. Другое дело — русский броненосный крейсер. Но даже «Александр Невский» меньше своей нынешней добычи. Британский пароход. Шесть тысяч тонн! А груз… Такой груз, что у девушки из хорошей семьи руки потеют!

Значит, и теперь молодчик из Огасты явится. И что, подобно Линкольну, перебирать командующих в поисках средства от страшного капитана, как янки — от Седого Лиса Ли? Но у северян всегда находится еще одна армия, а у нее нет второго медного корабля! Значит, ошибиться нельзя.

Правило, известное всякой юной леди, которая со временем станет хозяйкой. Желаешь, чтоб работа была выполнена хорошо и наверняка? Берись сама. Все остальное выйдет худо и неверно. Хорошо. Распоряжения арендовать пару платформ, пассажирский вагон и — шесть, не меньше! — вагонов для лошадей можно отдать уже сейчас. Но — кого отправить с поездом?

Уступить медь Огасте — вложить камень в протянутую руку. Сможет она смотреть в глаза Алексееву? «Веди своих людей на верную смерть — из-за того, что мне хотелось почестей». И не просто вложить камень, а еще и решить — который. Бессильное ядро или опасный снаряд прусской системы?

Но… что будет твориться после ее отказа? Берта на мгновение представила, как лучшие семьи города наскоро — до церемонии осталось часов пять — грызутся, выпихивая вперед дочерей. Как главным критерием становится возможность влезть в платье, которое она, Берта, уже никогда не наденет… Нет. Такого тоже допустить нельзя.

Из-под пера выскакивает торопливая, неряшливая строчка.

Записка. Той, которая способна разрешить и не такое. В руку посыльного — тяжелая монета.

— Это же бак!

Он не сказал — настоящий. Но довоенное серебро не узнать трудно.

— Твой. Но беги со всех ног.

Спустя несколько минут Люси Холкомб Пикенс получит записку:

«Не могу — медь. Прости, если можешь. Берта».

И это все о глупых мечтах, признании и славе!

Если дочь требует костюм для верховой езды, посылает на вокзал распоряжение подготовить вагоны и не забыть прибавить к поезду на Саванну второй локомотив — и какой-то вовсе секретный пакет коменданту, мать заметит. Попробует остановить. Как бумага — пулю, и масло — огонь.

— Но ма-а, если бы Тому Джексону представилась возможность разбить врага — неужели он не отложил бы награждение? А то и отменил. Как ты думаешь, если бы на третий день Геттисберга его пригласили на награждение в Ричмонд — что бы он выбрал? Вот и я думаю, что он повернулся бы спиной ко всей Конфедерации, а лицом — ко Кладбищенскому холму и пушкам янки. И вообще, может, без этой меди «Пальметто Стэйт» потопят!

Истинная правда. Но почему она сначала подумала о русском и только потом, подбирая аргумент для матери, вспомнила о брате? Заниматься самокопаниями — некогда. Нужно собираться. Тем более, кроме матери есть еще Джимс. То есть Джеймс Уэстон, конечно, — но свое имя дворецкий коверкает старательней, чем имена белых джентльменов. Куда более серьезное препятствие! Тень отца, как и она. Пусть желчная, косноязычная и темнокожая.

— Молодая хозяйка, вы что, одна в дорогу собрались?

Мать — просто хозяйка. Главная, когда нет мужчин. Но через неделю после того, как стало ясно — братья контору не примут, а завод в руках Берты ведет себя смирно, как хорошо объезженный конь, за очередным семейным ужином Джимс возник за спиной девушки. Точно так же, как годами стоял за плечом отца — что дома, что в гостях, не доверяя службу никакому лакею. Что он скажет — известно наперед. Потому ответ получает еще до вопроса.

— Я не могу взять Эванджелину. Там стрелять будут.

Будут. Запросто. Если патруль янки застанет транспорт неразгруженным. Вот чем — не угадаешь. У севера много разных пушек. Последнее время к ним прибавились и английские. И на патрульном корабле может оказаться все, что угодно.

— Куда ты одна, хозяйка? Что скажет про меня там, наверху, масса Хорас? Что я пушек янкиных испугался? Мне будет стыдно, хозяйка. Я ведь хотя и негр, а южанин…

— Джимс, не шути.

— А я и не шучу! Да что мне ихние ядра, хозяйка? Я прежнему хозяину, давно это было, однажды дегтярную мазь в сапоги пролил… И мне после этого ядер бояться?

Да, она и для него — тень отца. Больше Джимс ни с кем не шутит.

— Я не сомневаюсь, что вы храбры. Но вы — мужчина.

— Нет, хозяйка. Я мужчина у себя дома, у своей Клары я мужчина. А тебе я — слуга. Твой отец был умный, он мне объяснил — подчиняться не позорно, позорно подчиняться дуракам…

Сколько славословия ни слышала Берта в адрес своего отца, а глаза потеплели именно сейчас. Джеймс один из немногих, кто судит о ее отце как о человеке. Только как о человеке…

— Вы… ты не слуга, Джеймс. Ты помощник… нет — друг. Не возражай — кто, как не друг, станет мне помогать после того, как твое освобождение два года как подписано? Вы — свободный черный джентльмен, Джеймс. И были бы таковым, даже если бы отец не подписал ваше освобождение два года назад. Так что извольте вести себя соответственно. Даже если исполняете обязанности дворецкого. Впрочем, если вы решите прогуляться на побережье, прихватив ружье, я охотно оплачу еще один билет. Но сама в вагон — ни ногой.

Дворецкий кивает.

— Тогда я пойду за ружьем, молодая хозяйка. И за Эванджелиной. Верхами вам к побережью раньше поезда не поспеть.

— Так я на поезде поеду.

Джеймс Уэстон подавил вздох. Вот она, жизнь под одной крышей с умненькой девочкой. Лет с пяти любимое развлечение — загадки загадывать. Вот и теперь — словно бы ответила. Косится хитро.

— На поезде, но не в вагоне?

— В вагоне, Джеймс. В грузовом!

— Одна?

— Почему одна? С конем! Сено в стойле мягкое, а серое платье почти не жаль.

По светским понятиям, лошадь — вполне приличествующая леди компания. Хороший конь за хозяйку постоит не хуже иного джентльмена. Зубы и копыта стоят кулаков.

Поезд пофыркивает, котел прогрет. Но Джеймс и не думает уходить от двери. Не раньше, чем ее закроет станционный служитель. Он, как всегда, говорит нескладно, зато продумать успел гораздо больше, чем хозяйка. Вот сверток с едой на дорогу. Вот томик Теннисона… сколько месяцев она не перечитывала одну из любимых книг? Пусть англичане теперь враги… какая разница, он прежде всего — поэт.

Проводы… Эванджелина ревет, временами заглушая паровоз. Мама, после того как расцепила руки, просто стоит столбом. А вот и еще провожающий. Норман Портер Сторм, один из самых лихих блокадопрорывателей. Обычно говорят — везучих. Но, как говорят русские, «раз везение, два везение — надо же когда-нибудь и умение?» Норман хороший капитан. Может быть, даже лучший — из штатских.

— Капитан Сторм? Вы что, променяли корабль на паровоз?

Улыбка прячется под аккуратными усиками.