Легион - Дэн Абнетт Страница 51

— Я не откажусь от битвы, — сказал Альфарий. — У меня есть обязательства. Я не могу просто собрать вещички и сбежать, я давал клятву.

— Что, в самом деле?

Грамматикус и космодесантники уставились на Сонеку.

— Пето, ты что-то сказал? — тихо спросил Пек.

Сонека запнулся.

— Да. Я сказал… Хотел сказать… Что вы же это делайте. Я это видел.

Глаза Альфария сузились.

— Пето?

— Ваша главная черта — прагматизм, бесцеремонный прагматизм. Простите, я не ставил под вопрос вашу отвагу и честь, но это то, что есть в вас. Вы делаете то, что нужно для достижения великой цели.

Альфарий подошел к нему на шаг ближе.

— Ты внезапно стал специалистом по воинской этике Легиона Альфа?

Пето покачал головой.

— Я только сказал о том, что видел своими глазами. Без оговорок или сомнений вы делаете то, что необходимо для победы. Оставшиеся в Тель-Утане Танцоры подтвердили бы мои слова.

— Ты считаешь нас безжалостными психопатами? — поинтересовался Альфарий.

— Вы — самый эффективный из созданных на Терре механизмов войны, — раздался голос Грамматикуса. — Разве это настолько плохое определение?

Последовало долгое молчание, нарушаемое только порывами ядовитого ветра. Альфарий смотрел на Омегона, а затем резко кивнул и повернулся к Герцогу и Пеку.

— Передайте Легиону приказ сниматься и готовиться к немедленному отступлению. Экстренная схема эвакуации, отделение за отделением, схема перемещения стандартная… — Он посмотрел на Грамматикуса. — Безопасная дистанция?

— Окраины системы хватит, — ответил Грамматикус.

Альфарий повернулся обратно к капитанам и продолжил:

— Перемещение на границу системы. Исполняйте.

Оба капитана отсалютовали и быстро зашагали прочь, отдавая приказы по воксу.

— Сообщи лорду-командиру, что я встречусь с ним через полчаса, — повернулся Альфарий к Омегону. Затем он обернулся к Грамматикусу. Тот смотрел прямо в глаза примарху. — Джон, если окажется, что ты играл с нами, если окажется, что это был некий трюк или обман, то я лично казню тебя, а затем выслежу и уничтожу твой замечательный Кабал.

— Это будет вполне обоснованно, сэр, — ответил Джон Грамматикус.

Пластина замка рядом со шлюзовой камерой считала отпечаток его руки слабой вспышкой света. Створки начали открываться. Он поднял тяжелые сумки, повесил себе на плечи и вошел внутрь.

— Добрый день, Джон.

Джон Грамматикус улыбнулся:

— Привет, Пето. Уже наступил следующий день?

— Да, — ответил Пето Сонека, ставя сумку на стальной стол.

— Сам я не узнал бы об этом, — подметил Грамматикус.

Подобным разговором для них начинался каждый день.

Отсек был достаточно большим для того, чтобы бесцельно слоняться по нему. Койка, два стула, стол, резервуар с водой на одной из стен и биотуалет — вот и весь интерьер. Окна отсутствовали, но свет горел постоянно, и после долгого нытья и жалоб Грамматикусу выдали защитные очки, чтобы можно было имитировать ночь. Сонека никогда не закрывал за собой створки шлюзовой камеры. Она оставалась дразняще открытой на протяжении каждого визита. Джон полагал, что это делалось для некоего сковывающего психологического эффекта. Пето не закрывал дверь потому, что ему приказали этого не делать.

Из-за рециркулируемого воздуха, застоявшегося запаха туалета и плохого освещения отсек выглядел отвратно, но по контрасту с помещением, в котором он вынужденно пребывал, сам Грамматикус всегда был чист. Ему позволяли менять белье каждые три дня, и он стирал одежду в тазике. Бритву ему не выдали, и у него выросла борода, словно у какого-нибудь старого генерала.

Сонека открыл сумку и начал доставать ее содержимое.

— Что у нас сегодня? — нарочито весело спросил Джон.

— Холодное мясо, сэр, — тем же тоном ответил Пето, вынимая маленькие свертки бесцветной бумаги. — Банка маринованных овощей, бутылка вина, буханка хлеба и витаминная добавка.

— Настоящий пир, — заметил Грамматикус.

— А еще есть сыр. Он особенно хорош, — согласился Сонека.

Они сели по разные стороны стола и начали разбирать еду. Сонека достал пару тарелок, стаканов, ложек и ножей из сумки, а затем положил ее на пол.

Грамматикус взял нож и начал разрезать кусок сыра. Сонека вытащил пробку из бутылки и стал разливать вино по стаканам. Их движения были спокойны и неторопливы. Пять месяцев совместных обедов сделали свое дело.

— Как спалось? — спросил Пето, протянув Джону вино.

— Пето, мне плохо спалось последние десять веков, — ответил Грамматикус. — Но я не должен жаловаться. У меня есть все основания считать свою миссию успешной.

— Правда?

Грамматикус, потягивая вино, взял кусок хлеба, а потом поставил стакан на середину стола и показал на него пальцем.

— Что? — спросил Сонека, намазывая себе бутерброд.

— Рябь, Пето. Рябь.

Вибрация, слишком слабая для органов чувств, прошла по палубе и передалась на стол и стакан. Тонкие круги расходились по поверхности вина как на экране сенсора.

— Режим работы двигателей изменился, — сказал Грамматикус. — Я думаю, что мы подходим к точке перехода.

Сонека с усмешкой кивнул:

— Да от тебя ничего не скроешь.

Джон лишь поднял брови.

Когда они закончили есть, Пето сложил посуду в сумку и попрощался с Грамматикусом. Закрывая за собой шлюзовую камеру, он видел, каким пристальным взглядом провожал его Джон, неподвижно сидя за столом.

Сонека ощутил одиночество, едва закрылся шлюз. Хотя он, по правде говоря, не мог назвать Грамматикуса другом, агент Кабала был наиболее близким подобием настоящей человеческой компании за последние полгода. Жизнь среди Астартес оказалась странным опытом, и новизна ощущений быстро прошла.

Первый капитан оттачивал технику ближнего боя. Облаченный в накидку без рукавов, он отступал и поворачивался, парируя, блокируя и контратакуя тренировочным мечом из прочного дерева. Восемь оперативников повторяли его движения. Удивительно было наблюдать за поразительной четкостью этих движений. Сонека стоял у люка и наблюдал, пока Пек коротким кивком не обозначил перерыв.

Оперативники прошли мимо Сонеки. Одним из них был Танер, человек, с которым Бронци забрал его той судьбоносной ночью. Танер поприветствовал Сонеку легким кивком. Между агентами не завязывалось дружбы. Каждый из них существовал в своем замкнутом мирке. Сонека и не надеялся подружиться с Астартес, поскольку их различия были слишком очевидны, но поведение оперативников ставило его в тупик. Они все еще были людьми, людьми, объединенными общей целью, но для них это ничего не значило. Пето никогда не находился в столь разрозненном обществе. Нормальные отношения воинского товарищества отсутствовали. Никто не рассказывал, кем он был до этого, откуда он. Никто не предлагал выпить и поделиться забавной историей. В каком-то смысле оперативники были больше космодесантниками, чем людьми.