Люди полной луны - Александр Экштейн Страница 52

Дело в том, что Леня Светлогоров совсем и не повесился в обычном понимании, а применил старый как мир трюк. То есть Леня, пропустив веревку под мышками, надел куртку, затем соорудил петлю и без опасности для жизни зафиксировал ее на шее. Продекламировав Вийона: «И сколько весит этот зад, об этом завтра скажет шея», — он выбил из-под ног табуретку и повис. Иллюзия полная. Посмертная записка, пришпиленная булавкой к рубашке, эту иллюзию окантовывала достоверностью.

Леня был шутником с шизоидным уклоном и, увидев в окно Славу Савоева, сразу же понял, что его эстетически-некрофильские атаки на кладбище с целью сохранения ведомой только Лене Справедливости разоблачены настолько, что пора «повеситься». И он это сделал. Когда один из экспертов, Эльмир Кречугин, став на табурет, хотел срезать с петли «труп», «труп» открыл глаза и громко произнес:

— Ааа!

— Бээ! — услышал Леня в ответ и, опустив глаза, увидел смеющихся Славу, Игоря и Степана.

Савоев сразу же сообщил:

— Леня, я столько висельников самопальных за службу видел, но с таким лицом, как у тебя, вижу первый раз.

— Лицо как лицо, — меланхолично огрызнулся Леня и снова закрыл глаза, жалея о том, что не повесился по-настоящему.

— У тебя лицо отображало муки похмелья, даже фантаст их не назвал бы предсмертными…

Леню сняли с петли и незлобиво, хотя и долго, били. Затем было шестимесячное следствие. Во время следствия настроение горожан изменилось с точностью до наоборот, и стали раздаваться возгласы общественности: «Отпустите больного художника!» и «Леня прав, у нас отшибло память!»

— Интересно, — ворчал Самсонов. — Как это «отпустите», а Уголовный кодекс псу под хвост, что ли?

— Ну, не под хвост, конечно, — неуверенно отвечал Миронов, — он же сумасшедший.

Этот разговор происходил в кабинете главы города, где, кроме Самсонова и Миронова, присутствовали главный редактор газеты «Таганрогская правда», директора основных заводов города и все остальные, осуществляющие управление им.

— Ну, тогда давайте его отпустим, — предложил Самсонов.

— Нельзя, — думая о чем-то своем, откликнулся Миронов. — Тогда выходит, что Уголовный кодекс можно и впрямь псу под хвост выкинуть.

Самсонов досадливо сплюнул в пепельницу и, не рассчитав силу плевка, весь окутался пепельной пылью…

Леню судили. Во время суда его признали больным, отменили уголовное преследование и направили в психиатрическую больницу общего типа для бессрочного лечения.

— Но пасаран! — крикнул на прощание судьям Леня Светлогоров.

— Брось орать как придурочный, — буркнул Самвел Тер-Огонесян, который все это время опекал Леню.

— А за что они меня в «дурку» запихали без срока?

Леня считал, что выкапывание трупов — это где-то на втором месте после выкапывания моркови.

— Дурак ты, Леня, — попытался столкнуть Светлогорова с истиной Самвел.

Неопределенность — это еще не самая большая неприятность в жизни человека. Самая большая неприятность для него он сам. Николай Стромов открыл шкаф и вытащил из него черные колготки своей жены. Уже бывшей. Она ушла от него две недели назад к местному браконьеру, зажиточному и бедовому парню Виктору Найденову. У него был огромный дом, дом за городом, два автомобиля — «Волга» и «Нива», быстроходный катер, моторная лодка и рыбацкий баркас с дизельным двигателем. Найденов был высокий, широкоплечий, веселый и хамоватый тридцатилетний мужчина с устоявшимися представлениями о жизни, принятыми в среде людей, зарабатывающих на жизнь физическим и опасным трудом. В нем жила прямолинейная и эффектная плутоватость, настоянная на необоримой тяге к материальному достатку и чувстве превосходства над людьми, которые зарабатывают на жизнь другими способами, с другой точкой зрения и другим отношением к окружающему их миру. Виктор Найденов ненавидел без причины богатых, банкиров, казнокрадов, владельцев нефтяных компаний и презирал бедных, живущих на одну зарплату, то есть завидовал первым и боялся стать похожим на вторых. Это наиболее распространенный вид трудового человека, который на многое способен, но еще большего боится…

Николай Стромов прижал колготки бывшей жены к лицу и громко, с тоскливым подвывом, всхлипнул. Он страдал по-настоящему. Они прожили с женой, ее звали Валя, всего

три года, и за эти три года его любовь к ней стала глубже, отчетливей, она дополнилась привыканием, привязанностью со стороны Николая, а привычка, как известно, сильнее любви. Живут два человека, он и она, много лет вместе, любовь прошла, а они этого и не заметили, продолжая любить друг друга. У Николая Стромова все было гораздо больнее. Он любил знобкой, острой любовью и уже был окутан мягкой и уютной «веревкой» привычки к постоянно и готовно присутствующему рядом любимому человеку. Поэтому ему было так плохо. Он шумно высморкался в колготки и стал злобно, с глубоко скрытым и еще до конца не понятным решением, рвать их на куски…

В конце концов трое суток прошли. Слава Савоев покинул свой пост дежурного по КПЗ и вернулся в уголовный розыск.

— Ну как? — спросил его Степа Басенок и, не дожидаясь ответа, протянул солидную стопку бумаг. — Это все тебе, для разминки.

— Что здесь? — поинтересовался Слава, принимая бумаги и вручая их только что вошедшему в кабинет Игорю Баркалову. — Степан велел тебе передать, — объяснил он Игорю.

— Да? — удивился Игорь, разочарованно рассматривая кипу рутинной работы, которую он вчера вечером навязал Степе Басенку для того, чтобы тот властью старшего группы поручил заниматься делами Славе Савоеву. В этот момент в кабинет заглянул оперативник из отдела по борьбе с наркотиками и спросил у Игоря:

— Для нас есть что-нибудь?

— Есть, — отстраненно проговорил Игорь, протягивая оперативнику тяжеленькую стопку с бумагами. — Самсонов строго-настрого приказал это передать вам, как лучшему отделу, чтобы вы вникли, разобрались, а о результатах сообщили ему, — он кивнул в сторону Степы Басенка.

— И-их! — огорчился оперативник, у него была смешная фамилия Подпрыжкин, и, взяв бумаги, ушел. В коридоре управления он столкнулся с полковником Самсоновым.

— Что это? — кивнул Самсонов на бумаги.

— Несу для работы в отдел по вашему приказанию, — бойко отчитался оперативник.

— А ну дай сюда, — потребовал Самсонов и, взяв бумаги, стал их просматривать. — Та-ак, — задумчиво произнес он, перебирая заявления и ориентировки. — Иди, — махнул рукой оперативнику, — приказ отменяется.

Степа, Игорь и Слава весело смеялись и ели бутерброды с сыром, принесенные из дома Славой. Дверь в кабинет открылась, и вошел озабоченный Самсонов с кипой бумаг в руках.

— Вот. — Он протянул бумаги Степе. — Поработай с ними. У вас пока ничего серьезного нет, кроме возвращения в отдел Савоева, а по наркотикам завал. О результатах работы доложите на пятиминутке в понедельник. — Самсонов строго оглядел оперативников и, хмыкнув, покинул кабинет.