Зло побеждает зло - Павел Дмитриев Страница 53

Теперь только ждать. Я комфортно пристроился на сундучке телефона у полуоткрытой двери шкафа и "взял в работу" конец магистрального кабеля. Не зря же третьего дня запихал чуть не пятиметровый отрезок стопарки поглубже в ведущую под землю трубу? Неторопливо вскрыл тяжелую свинцовую броню, оттер масляную заливку, аккуратно надрезал и стащил пропитанную гудроном изоляцию. Опутанные натуральным шелком медные провода тяжелой волной легли на заботливо прикрытое тряпицей колено.

Разбирать на косоплет, иначе говоря, скручивать пары под отдельный проволочный узелок для упрощения последующей расшивки по кроссу — тупейшее занятие. Мне сейчас нужно как раз что-то эдакое, мешкотное, занять руки. Вроде как при деле, но времени смотреть по сторонам в избытке: никак нельзя пропустить появления Александры.

Еще бы сунуть в зубы лихо замятую папироску, сразу маскировка зашкалит за сто процентов. Однако слишком крепко держится вбитый в 21-ом веке императив — вредную для здоровья привычку я так и не освоил. Да и зачем, в сущности? Табачного, а чаще махорочного дыма в Москве без меня хватает. Тихий ветерок то и дело рвет сизые клубы с идущих мимо людей. Разве что Иверские "божьи цветочки" умудряются обойтись без вонючей гадости. Ползут себе неспешно, лица в восковых морщинах под черными платочками, друг-другу на жизнь жалуются:

— Поразит Господь, — бормочет одна, в громком шепоте изуверская убежденность. Грозит в пространство сухоньким пальцем: — Пождите, пождите, отмстит царица наша небесная!

— О-ох, — жалостно вздыхает другая, потирая слезящиеся глаза, давно выцветшие, как и атлас ее платья. — Батюшки, да что же это такое делается, безбожники при всем честном народе наземь скидывают колокола!

— То к войне неминучей…

Продолжение исторической ретроспективы я расслышать не сумел. И ладно — напуганное газетами столичное население любое событие воспринимает однозначно. Церкви сносят? К войне. Всесоюзную перепись устраивают? К войне. Улицы расширяют, асфальтом новым закатывают? К войне. Карточки вводят? К войне. Светофор установили? [176] К войне. В Румынии Кароля королем избрали? Опять к войне. Натуральное помешательство на врагах и шпионах, к каждому второму впору вызывать дурку.

Далеко ходить не надо, вот пожилой пролетарий, небось еще с дореволюционным стажем, на ходу поучает молодую парочку:

— Ежели вдруг мир на нас обрушится, советская республика недели стоять не станет. Лавошники, кого ни возьми, сытые, злые зенки так и таращат. Только где слабина обнаружится, зараз пулять в спины примутся. Потому надобно нам оборону в круг крепить, чтоб враг дурного не измыслил, то самое первое дело!

Молодой, плоскоплечий парень с глазками маленькими и жадными, вместо молчаливого внимания, гнет свое:

— А вот и пусть откроется! Мы враз непачей и буржуев перестреляем всех, а потом на ворога так навалимся, что поганые буржуи до Марса тикать будут! А уж после…

— Ты бы сперва промфинплан вытянул, вояка! — суется в "сурьезный" разговор девчонка. — Хлеба купить не на что!

И тут же получает чуть не сносящий с ног толчок в загривок:

— Молчи, дура!

Зачем такая красивая за кретина замуж пошла?

Но стоп! Что за преуспевающая совслужащая отряхивает легкий летний плащик на перекрестке Большого и Малого Черкасского? Александра, определенно, это она! Моя очередь подавать знак. Скидываю с головы кепку, отираю платком пот с лица. Девушка в ответ перекладывает из руки в руку белую дамскую сумочку. Оборачивается в сторону Ильинки, вглядывается, как будто кого-то ждет.

И правда ждет. Где-то там, скрытый от меня углом Наркомздрава, в нашу сторону шагает генеральный секретарь ЦК ВКП(б). Торопится на очередное съездовское заседание.

Минута. Вторая. Третья. Трудно дышать, под грубой холстиной рабочей толстовки змеятся холодные ручейки. Пустить план под откос способна любая мелочь. Всего не учесть: перекроет тротуар ломовик, выйдет на прогулку парочка массивных бабулек, вылезут на перекур конторские машинисточки, да вообще, мало ли в жизни случайностей? Ладно я, уже три года всякое подобное в голове прокручиваю, справится ли в самый решающий момент с напряжением наша боевая подруга? Пусть она не знает в точности, как далеко и густо могут лететь осколки, все равно, не каждый способен дать команду на смерть. Даже профессиональный террорист Блюмкин не постеснялся с утра закинуться "белой феей"!

Как будто отвечая на мои слова, Саша вскинула руку к лицу, как будто вглядываясь в циферблат наручных часиков… пошел отсчет!

Я смотрел на девушку не отводя глаз, миссия всей моей жизнени сузилась до одного лишь ее жеста. Однако это ничуть не мешало сомну образов скользить через сознание — они разворачивались неведомым режиссером в совершенно ином, непостижимо далеком от реальности измерении.

Четыре! Место будущего преступления.

Искреннее желание помочь СССР, медленно угасающее в вонючей камере Шпалерки.

Невероятные рассказы коллег-заключенных, тщетные надежды на правосудие и справедливость. Как же глуп, как бесконечно наивен я был тогда!

Три! Неопровержимые улики.

Власть Соловецкая, бесконечные тысячи затоптанных в пыль и грязь людей. Непосильная рабская работа. Покорность распределяемых по койкам красноармейцев женщин. Медленно соскальзывающие за грань жизни доходяги. Мой беспощадный университет.

Два! Свидетели или пособники?

Бешеный лай бегущей по моим следам своры собак. Крестьянушки, готовые без малейшей жалости и сомнений сдать любого на верную смерть — за жалкий мешок муки. Те же самые советские граждане, только из другого конца страны, — стоящие при станции Бизула предвестником Голодомора. Заслужили ли они известное мне будущее?

Один! Защитительная речь адвоката.

Раньше срока одряхлевшее в отказе от новой политики, не оставившее достойного наследника "белое дело", дерущиеся за клочки грантов генералы бумажных армий. Добросовестные, ребяческие забавы Ларионова. Мелкотравчатая суета бывшего наркомвоенмора. Напрасные метания в поисках союзника, силы, способной соединить несоединимое иначе чем в пламени чудовищного взрыва.

Ноль!

Рука Саши скользнула вниз, сумочка, как будто случайно, белым платком сорвалась с ладони. Пустая формальность — вердикт творца нового мира нельзя обжаловать. Мой палец топит упругий шарик кнопки.

— Поехали!!! — прошептал я.

— Бум! — послушно отозвалась из-за угла мина.

Тихо, по домашнему. Никто и внимания не обратил, как тень "коня бледного" накрыла соседний переулок. Собственно, большевики сами виноваты — древние церкви в округе по три раза на дню взрывают, что на их фоне какой-то генсек? Но копаться не стоит. Быстро, но без видимой спешки, я принялся сгребать в сумку инструменты, сор, изоляцию и свинец.