Ошибка "2012". Мизер вчерную - Феликс Разумовский Страница 54

Шум стремительно приближался.

«Что за чёрт! — Песцов отлетел за толстую сосну, умерил дыхание, вгляделся и тихо, с облегчением вздохнул. — Неужели старею? Начинаю смерти бояться?..»

На берегу реки возник огромный матёрый красавец-лось. Он был напуган уж точно никак не меньше Песцова. Его ноздри раздувались, бока ходили ходуном, уши нервно подёргивались. Что могло довести до такой паники великана, способного ударом копыта вышибить мозги любому врагу?..

Пока Песцов силился что-то сообразить, лось мотнул головой, понюхал воздух и бросился в воду. Вперёд, вперёд, через прибрежную топь! Омуток был довольно глубоким, лось скоро поплыл, закидывая рога.

«Вот это силища!» — залюбовался Песцов.

И в следующий миг опять шарахнулся за сосну. Непроизвольно, на зверином инстинкте, которому недосуг советоваться с рассудком.

Река вдруг вскипела, рядом с лосем стеной взметнулась вода — и в призрачном свете тугой пружиной взвилось что-то живое. Мелькнуло огромное продолговатое тело, поблёскивавшее, точно стекло. Открылась гигантская, утыканная кинжалами пасть, и задняя половина лося мгновенно исчезла. Так сам Песцов мог бы откусить от сосиски. Да и закричал бы, пожалуй, как этот лось, если бы ему вдруг оторвало полтела. Вода окрасилась кровью, ещё раз сверкнули жуткие зубы… и всё, наступила тишина. Ни рёва, ни плеска, ни барахтанья. Лишь гармония воды и лунного света.

Бывший киллер отлип от сосны и жадно закурил, не отрывая взгляда от поверхности воды. Больше всего его занимал вопрос, как «эта штука» не просто разворачивалась в речушке, но ещё и охотилась, точно акула, всплывающая из океанских глубин. Потом Семёна посетила мстительная мысль насчёт пулемёта.

«Завтра же закажу у Бороды „мгача“ [132], лучше сорок второго….»

Вскоре, однако, выяснилось, что это было ещё не последнее испытание, которое уготовила ему нынешняя ночь. Его слуха достиг звук шагов, и на горбатом мостике возникли три человеческие фигуры. У Песцова были зоркие глаза, и в одной фигуре, вернее, фигурке он немедленно опознал Бьянку. Что же касается двух других, то Песцов, присмотревшись, почувствовал себя не самураем, а свечкой в тапочках. Ибо изменница Бьянка не удовольствовалась обществом чернокожего уголовника, с ней был ещё и выставочный экземпляр бородатого ваххабита.

Песцов поспешил к мосту.

— Эй, люди! — окликнул он, помахал рукой и для убедительности перешёл на шёпот: — Под ноги смотрите. В реке кто-то есть, вот сейчас лося сожрал…

— А, это ты, дорогой? — улыбнулась Бьянка, приветливо кивнула и повернулась к ваххабиту. — Знакомьтесь, это моя надёжа и опора, террорист Песцов. В миру просто Семён. А это…

— Рубен, — протянул бородач руку, оказавшуюся на удивление крепкой. — А то, что в реке кто-то шастает… оно и понятно. Первая ласточка! Туман-то рассеялся!

Вблизи он оказался совсем не похож на ваххабита, вернее, на привычно обозначаемого этим словом злодея [133]. Перед Песцовым стоял восточный принц, благородный воин, который если и решит отбить чужую подругу, то сделает это мечом в открытом бою.

— Туман? Рассеялся? — непонимающе глянул на него Песцов, покосился на Бьянку, вмазал мысленно Мгиви по кудрявой башке и снова стал думать о пулемёте. Пусть будет под рукой, небось не окажется лишним.

Мгави удобно сидел на ветке исполинского дерева муду, обозревая окрестности. Прямо у него под ногами расстилалось море зелёных вершин, полных пернатой жизни и солнца. Далеко позади это море прерывалось границей раскалённой пустыни. Даже очень сильный человек, укрепивший своё тело и дух чудесными снадобьями, едва смог пересечь её ночью. О том, что там делалось под беспощадным дневным солнцем, не хотелось даже думать, и Мгави с содроганием отвернулся. Тем более что в другой стороне, совсем рядом, виднелись хижины Города Мёртвых.

Огромные, величественные, издали напоминавшие настоящие горы…

Вблизи они производили очень странное впечатление. Где предгорья, которые сопровождали бы главную вершину, как свита сопровождает вождя? Две дюжины исполинских каменных махин торчали непосредственно из плоской равнины. Причем вершина одной, ближней к Дому Главного Бога, была срезана наискось. Так, словно по ней прошлись громадным ножом. Невероятно остро отточенным.

«Какая же рука держала тот нож?» — покачал головой Мгави. Ответ на этот вопрос если и можно было обрести, то никак не праздными умствованиями. Мгави вздохнул и принялся спускаться на землю. Повис на лиане, мягко спрыгнул, отыскал взглядом дерево со сломанной макушкой, замеченное ещё сверху, и зашагал вперёд.

Он чувствовал себя готовым к любым испытаниям. Он хорошо выспался, после чего наконец-то испёк плоды квум, да ещё и подстрелил большую птицу-носорога. Его фляга была полна, его ньяма текла без препон, его нога, изведавшая поцелуй розовой гадюки, легко и свободно ступала по лесной подстилке…

Да, духи не оставили его. К полудню, повинуясь мудрости Рисунка Истины, он вышел к западной стороне Дома Главного Бога и в изумлении остановился. Взору его предстали исполинские каменные фигуры, воздвигнутые на пьедесталы из чёрного камня.

Вот обнажённая женщина с изогнутым мечом в руке. Она была поразительно красива, хотя черты её тела и лица ничем не напоминали женщин-атси или сопредельных племён. Слишком тонкий нос, слишком поджарые ягодицы [134]… Тем не менее Мгави в полной мере оценил её странную, строгую красоту.

А вот могучий мужчина-воин, попирающий ногой жуткое чудище. Мгави рассудил про себя, что подобное существо могло произойти разве что от соития Чипекве и человека. «Дадевету!.. Сожрать зазевавшегося рыбака — это ещё куда ни шло, но чтобы похищать женщин!..»

Следующей мыслью его было: «Во дед рот раскроет, когда я ему расскажу. Эх… дед…»

Изваяния стояли в начале дороги, выложенной гигантскими плитами. Прямая, как хорошо сделанный ассегай, она упиралась в треугольное устье пещеры, зиявшей в боку горы. Всё здесь было древним, чудовищно древним. Атси — очень памятливый народ. Сказания атси помнили великого Шаку и всех его предков до самого Зулу [135]. Но всё, что касалось этого места, истёрлось из разговоров людей настолько давно, что о самом его существовании знали одни лишь Великие Колдуны…