Истинная история дюны - Андрей Лях Страница 54

Корпус Стилгара должен был пройти еще восточнее, на Бааль-Дахар, и отрезать войска Алии от Центрального Рифта, а также, видимо, в случае необходимости, поддержать ушедший в прорыв левый фланг.

Ничего, кроме сумбура и по-детски нетерпеливого стремления как можно быстрее напасть на ненавистного врага, в этом замысле найти невозможно. Вывести толпу людей, пусть даже и очень большую, на голый каменный стол Хорремшаха, где без взрывчатки нечего и думать о мало-мальски пригодном окопе, без должного прикрытия авиации и ПВО, с минимумом артиллерии и танков, со скверно налаженной связью и снабжением, практически без резервов – и все это под бомбы и ракеты куда более технически оснащенного неприятеля, имеющего поблизости хорошо укрепленные опорные базы – подобная тактика отдает чистым безумием.

До самого конца сражения император не знал об измене Стилгара, и на протяжении трех суток непрерывно пытался связаться с его группировкой. Между тем фрименский стратег еще пятнадцатого числа, выведя свои войска через Отмели на восток, обратился к солдатам с речью, объявив, что переходит на сторону Алии и Конфедерации, после чего затворился в Хайдарабаде, готовясь к возможной обороне. Готовя различные варианты, Стилгар проделал что-то наподобие инспекционного рейда по окрестным съетчам – впоследствии это небольшая поездка вошла в официальный миф как легенда об оппозиции старого военачальника и его скитаниям по заброшенным пещерам.

Несогласованность в командовании и плохая организация, помноженные на колоссальную численность наспех собранного имперского воинства, незамедлительно породили массу нестыковок и неурядиц в духе бессмертного Гашека. Например, на видеозаписи из космоса отлично видно, как легион Салема, составлявший едва ли не треть центральной колонны, едва успев отойти на десять миль от Панджшерских ворот, по каким-то загадочным причинам неожиданно вновь повернул на север и затем, ломая строй, взял курс на запад. Дальнейшая судьба этих частей не менее своеобразна – двигаясь вдоль предгорий Гиндукуша, они как раз и столкнулись с авангардом левого фланга конфедератов под командованием Фейда Харконнена, и в итоге завязавшегося боя оба соединения очутились глубоко в северных ущельях, так и не добравшись до поля генерального сражения.

Императорскими силами в отсутствие Стилгара командовал генерал-лейтенант Памбург – тот самый Памбург, который, будучи полковником, так невежливо раскритиковал план первого Муаддибова рейда через южные отроги Центрального Рифта. Видимо, несмотря на раздражение, император признал правоту непочтительного офицера и, скрепя сердце, от великой нужды в грамотных командирах, сделал его заместителем Стилгара. Памбург, невольник контракта, отказаться не мог, и вот теперь перед ним встала неблагодарная задача вести императорскую армию на форты Конфедерации.

Имеющиеся записи и стенограммы показывают, что генерал-наемник прекрасно осознавал всю отчаянность затеи, во главе которой находился, и ясно отдавал себе отчет, что у него в распоряжении только одна попытка. Если пятикратное численное превосходство – единственный козырь федералов – сразу, с первого же захода не даст нужного эффекта, если стратегическое преимущество не будет завоевано в первые же часы, на всех имперских замыслах можно ставить жирный кровавый крест.

И Памбург не пожалел сил, и в какой-то момент он был так близок к заветной цели, что, казалось, еще немного – и чаша весов военной удачи бесповоротно склонится на сторону северян. Под шквальным огнем, выстилая пустыню трупами, фримены ухитрились подобраться к вожделенным фортам почти вплотную. Памбургу не хватило буквально ста метров, чтобы по горам убитых и развороченным чревам самоходных «мамонтов» ворваться в первые капониры. Если бы федеральным войскам это удалось, участь кромвелевской армии была бы самая незавидная – в таком случае уже сами южане оказались бы в чистом поле без прикрытия, фронт был бы неизбежно прорван, маршалу пришлось бы раньше времени бросать в бой всю авиацию и резервы, что автоматически хоронило любые надежды на контрнаступление, и дальше трудно даже вообразить, чем все могло кончиться.

Но «линия Муад’Диба» устояла под натиском собственного создателя. Потери оказались таковы, что Памбургу было страшно слушать доклады. К девяти вечера темп атаки резко упал, штурм выдохся и угас. Памбург приказал прекратить огонь и отойти. В свете ламп штабного танка он хмуро уставился на карту. Здесь нет связи, там пропала целая дивизия, тут кончились боеприпасы. Заместители и адъютанты тоже настороженно замолкли – даже самому одурелому фанатику было понятно, что сражение проиграно. Но как сказать об этом императору, сидящему здесь же, рядом, в полушаге от командующего?

Муад’Диб был единственным, кто сохранял оптимизм.

– Поздравляю вас, генерал, – сказал он. – Вы слышите? Они молчат. Все. Завтра мы войдем в их казематы, и потом будем оплакивать наших братьев. Да, скорбь наша безмерна. Но великое дело сделано. Мы снова хозяева нашей земли…

Памбург действительно не знал, на что решиться. По всем законам следовало немедленно начинать отвод войск. Но фронт превратился в кашу, управляемость армии упала до нуля, надо восстанавливать коммуникации, иначе отступление обернется хаосом и крахом. А вдруг и в самом деле нанесенный удар оказался смертельным? Вдруг этот буйнопомешанный прав, и завтра будет достаточно небольшого усилия, чтобы занять проклятые бетонные гнезда? Провести хоть сколько-нибудь серьезную разведку Памбург не мог: у него не было ни времени, ни нужных людей, а то, что спутниковому наблюдению верить нельзя, он уже понял. Что ж, в худшем случае ему суждено умереть в этих чертовых песках. Генерал угрюмо повернулся к императору.

– Ваше величество, если завтра мы сумеем поднять солдат в атаку, то предпримем еще одну попытку.

Муад’Диб засмеялся, похлопал его по плечу и пошел подышать вольным воздухом пустыни. Словно в наполеоновские времена, в войне наступил ночной перерыв.

Но напрасно императорский стратег доверился ночной тишине. В пустынном безмолвии бурлили события. Кромвель перегруппировал силы, и войска Конфедерации, ушедшие в проходы между фортами, соединились с дождавшимися своего часа резервами и спешным порядком направились на запад. Чтобы не выдать себя противнику, они описали почти двухсоткилометровую дугу, и уже к двум часам ночи оказались у переднего края правого фланга императорской армии, где перед началом наступления их даже успели накормить.

По некоторым данным как раз на правый фланг генерал Памбург собирался с утра пораньше перенести главное направление атаки, и даже отдал на этот счет какие-то распоряжения. Однако очень скоро эти замыслы оказались безжалостно развеяны. При первых лучах рассвета, совсем недалеко от Памбурга, Дж. Дж. надел наушники, поправил переговорник и произнес кодовую фразу, мрачный юмор которой, как всегда, сумел оценить один Синельников.

– Артиллеристы, – вкрадчиво проворковал маршал, – Кромвель дал приказ…

Сразу после этих слов земля дрогнула. Сначала заревела артиллерия, затем небо потемнело от «милей» и «акул»; оставляя дымные хвосты, полетели ракеты, завыли волчьим воем электронные пулеметы, и конфедераты перешли в наступление. На левый фланг Муад’Диба, нацеленный на самое опасное с точки зрения Кромвеля, южное направление, маршал обрушил практически всю авиацию – бомбардировщики стратегические, фронтовые, штурмовики и истребители всех классов. Главный компьютер распределял их по секторам, эшелонам, бомбовым квадратам, они поднимались с восточных баз, шли по траверзу Северной Защитной Стены и над целями, освобождая кассеты от смертоносного груза, встречались с другой волной, взлетевшей с западных аэродромов. Приземлившись на противоположных базах, самолеты с максимальной быстротой заправлялись горючим, загружали боезапас, и вновь уходили в небо, сменяя возвращавшихся товарищей и укладывая бомбы в оставленные предыдущей волной промежутки.