Ртуть и соль - Владимир Кузнецов Страница 56

Сол хватает весло, оборачивается к Хорсту, завозившемуся на корме.

Перед глазами мелькает что-то темное, и страшный, тупой удар бросает Эдварда на дно ялика. В ушах звенит, перед глазами плывут черные круги. Сол мотает головой, пытаясь прийти в себя, но второй удар окончательно вырубает его.

– Трибунала не будет. В Порт-Рокхарте нет морского офицера званием выше Данбрелла. Тебя повесят прямо здесь, на «Агамемноне».

Эдвард молча разглядывает пальцы своих ног. Он сидит в грубо сколоченной клетке, установленной прямо на шкафуте, между грот-мачтой и дымовой трубой. Солнце нещадно печет затылок, но шляпы у Сола нет, как нет и тени, в которой можно спрятаться. Клетка высотой чуть больше метра, площадью полтора на полтора. Не то что встать, даже сесть нормально негде.

– Не держи на меня зла. Не уходи на тот свет с проклятием.

Сол поднимает голову. На губах – слабая улыбка, настолько спокойная, что кажется безумной. Хорст встречает взгляд Сола, как встретил бы пулю – с отчаянием и решимостью. Но в этом взгляде нет ни обвинений, ни злости.

– За что мне на тебя злиться? Ты правильно сделал. Нас бы расстреляли из ружей и фальконетов еще до того, как мы отошли бы на сотню ярдов. А даже если бы не расстреляли, взяли бы в порту. Бежать в глубь континента? Без припасов, без оружия – самоубийство. Ты все правильно сделал. А я сглупил. Иди с миром, Хорст. Я не злюсь на тебя.

Матрос сокрушенно качает головой, поднимается с корточек.

– Преподобный Сейдж говорит, что повесит двоих: тебя и капитана-республиканца. Вроде бы это он людей убивал и взрыв устроил.

Сол кивает. Даже из клетки он видит «Кровавую десницу», похожую отсюда на заросшую ракушками спину исполинского кита. Фрегат перевернулся, в корме собрался воздушный пузырь, который не давал ему окончательно затонуть. В боку «Десницы» зияет огромная дыра. Судя по обрывкам разговоров, которые слышал из своей клетки Сол, виновника взрыва так и не нашли. Такое предприятие требовало серьезной подготовки – просто взорвать одну из бочек в корабельном арсенале было недостаточно. Порох там хранился так, что взрыв одной бочки не приводил к детонации остальных. Стальные перегородки, умелое чередование взрывчатки и снарядов, создающих мощное, тяжелое препятствие на пути взрывной волны, – все это было плодами опыта и изысканий многих лет и многих умов. Взрыв такой мощности требовал перемещения значительных объемов пороха к «слабым местам». Как все это было сделано перед носом у десятка морских пехотинцев, дежурных офицеров, команды? Похоже, только Сол знает ответ. Ну и еще Данбрелл – если он решил поверить словам Эдварда и повесить Крысиного капитана.

Если только Крысиный капитан даст себя повесить.

По разогретым доскам стучат подкованные подошвы. Загорелая, с вязью татуировки по запястью рука протягивает деревянную плошку с водой. Сол прижимается лицом к решетке, хватает плошку, жадно пьет. Она слишком велика, чтобы пройти между прутьями, а воды в ней – едва половина. Жара медленно и мучительно убивает, жажда становится постоянной спутницей. Тот мизер, который ему дают, не в состоянии даже на минуту заглушить ее. Морпех выхватывает плошку из рук Сола, уходит. Эдвард прижимается спиной к решетчатой стенке, натягивает рубашку на голову, чтобы хоть как-то защититься от палящего солнца. В Олдноне октим – холодный месяц, туманы сменяются ливнями, морские ветра несут леденящую сырость. Здесь же стоит невыносимая жара. Какая-то жуткая чехарда с климатом в этом мире. Меньше чем за два месяца Сол прошел через туманную осень в штормовую зиму, затем в дождливую весну и вот оказался в палящем лете. Как такое возможно, он до сих пор не понимает, да и не хочет понимать. С некоторым удивлением для себя он осознает, что даже не задумывался, сколько часов в здешних сутках. Нет, часа-то двадцать четыре, и циферблат ничем не отличается от привычного, земного. Но соответствует ли минута здешняя минуте земной? Какова длительность дня? Теперь он понимает, что в Олдноне он жил словно в бесконечной осени – темнело всегда рано и светало поздно. Здесь же, наоборот, дни казались бесконечными, а ночи – короткими, хотя на экваторе они должны быть примерно равны.

– Смешно, – бормочет Сол себе под нос. – До сих пор мне было недосуг думать об этом. Интересно, все эти отличия появились только сейчас, когда я о них задумался, или существовали всегда, вне зависимости от моего внимания?

Между тем на палубе вокруг клетки что-то происходит. Тревожная суета, понукаемая выкриками офицеров. Спускают на воду шлюпки, швартуют их, пополняют запасы. Матросы о чем-то перешептываются, беспокойно поглядывая на подобравшихся мидшипменов, мичманы – плотник, кузнец и канонир – сосредоточенно проверяют свои епархии, наспех ладят и ремонтируют что-то. Морпехи возятся с оружием, просушивают на расстеленных платках порох.

Корабль начал готовиться к отплытию. Война все-таки нашла его, притаившегося у чужого берега, и уверенно потянула его в свой водоворот.

Вечером к клетке Сола является сам Данбрелл.

– Ты изменник и преступник. Тебя нужно вздернуть на рее в назидание другим.

Сол поднимает воспаленный взгляд на капитана. В нем нет особенного беспокойства – ничего нового Данбрелл сейчас не сказал. Но сама формулировка говорит о том, что сейчас баронет со значительным видом скажет «но…».

– Но проклятый республиканский корабль забрал у меня слишком много хороших парней. Нам предстоит битва, большая битва. Объединенная армада датчей и республиканцев собралась и готовится дать бой Грандфлиту адмирала Лонсена. «Агамемнону» приказано присоединиться к флоту.

Сол молчит. Нетрудно догадаться, что хочет предложить Данбрелл. Нетрудно предсказать и его, Сола, ответ на это предложение. Но сцена должна быть сыграна полностью.

– Я даю тебе шанс. Примешь участие в битве и покажешь себя достойно – будешь помилован и продолжишь службу. Струсишь или попытаешься перебежать – свои же пристрелят тебя, как собаку. Откажешься – через час спляшешь джигу в петле.

Они буравят друг друга взглядами. Наконец Сол кивает:

– Согласен.

Данбрелл уходит, бросив по пути короткую команду охраннику-морпеху. Тот, ворча под нос ругательства, достает из кармана ключ и отпирает ржавый, в белых пятнах соли замок. Сол выбирается из клетки на корточках, не опускаясь на четвереньки. Распрямляется, пошатываясь на ослабевших, затекших ногах. Странно, но за пределами клетки воздух кажется свежей и прохладней.

Хорошо. Сегодня он не умрет.

* * *

Данбрелл спешит: уже второй день корабль идет под полными парусами и паром. Гребные колеса вспенивают воду, выпирающий книзу нос вздымается над водой, поднимаясь на гребнях волн. Морпехи дежурят при полном снаряжении, черные кожаные цилиндры блестят от ваксы, медные кокарды начищены, белые отвороты мундиров сияют чистотой. Слух ползет от солдата к матросу, от топсейлсмена к трюмному: будет жестокая битва. Объединенная армада врага больше и сильнее нашей, но не зря же сам Лонсен возглавляет Хоумфлит. Слухи об этом адмирале ходят совершенно фантастические. Говорят, у него нет глаза и правой руки; он участвовал в десятке абордажей; в молодости на фрегате он взял три линкора; из-за древнего заговора пули ранят его, но не могут убить; он никогда не спит и, как орел, может фокусировать взгляд сразу на двадцати разных точках…