Час Предназначения - Джеймс Алан Гарднер Страница 57

– Есть какие-нибудь новости? – спросил Рашид. – Свидетели убийства?

Теггери вздохнул.

– Приходил один человек и заявил, что у него есть улики… – Мэр посмотрел на меня. – Это Эмбрун.

– Ну еще бы, – усмехнулась я.

Эмбрун был весьма странной личностью даже для Тобер-Коува. Его женская половинка в возрасте пяти лет получила по голове лошадиным копытом и с тех пор так и не оправилась. Угрюмая и медлительная, она страдала от припадков каждый месяц, а то и чаще. Ее проблемы отразились и на жизни ее мужского начала – с мозгами у него все было в порядке, но воспользоваться ими он мог только в течение одного года из двух. Все остальные дети шли осенью в школу и учились независимо от того, мальчиками они были или девочками, но несчастный Эмбрун мог посещать школу только будучи мальчиком, из-за чего с каждым годом все больше отставал от сверстников. Кончилось тем, что он вообще бросил школу. Эмбруна считали местным неудачником даже после того, как он выбрал мужское Предназначение и избавился от бремени своей полоумной женской сущности. Он все время ходил по домам, чтобы узнать, нет ли каких-нибудь поручений, которые можно было бы выполнить за плату, но всегда находил отговорки, когда кто-нибудь предлагал ему нормальную постоянную работу.

Я мог побиться о заклад, что Эмбруну есть что сообщить об убийстве. Он наверняка спросил бы Рашида, сколько стоят эти сведения, но если бы Лучезарный действительно раскошелился на несколько крон, то услышал бы взамен какую-нибудь историю о неясном силуэте вдали или странном шорохе, который он слышал примерно в то же время, когда убили Боннаккута. Короче говоря, попытался бы представить себя как важного свидетеля, особенно если бы ему за это заплатили.

– Мне нужно увидеть этого человека! – воскликнул Лорд-Мудрец. – Я намереваюсь закончить расследование до прибытия Господина Ворона и Госпожи Чайки.

Теггери снова посмотрел на меня – наверное, хотел, чтобы я предупредила Лучезарного насчет Эмбруна. Сам мэр не мог этого сделать, поскольку главе Тобер-Коува было бы бестактным обвинять кого-либо из жителей поселка в корыстолюбии и лицемерии. Однако, прежде чем я успела открыть рот, в дверях неслышно появилась Каппи – стройная и хрупкая на фоне массивной фигуры Теггери.

– Мы можем сейчас поговорить? – спокойно спросила она.

Звук ее голоса вызвал у меня желание убежать, но вместе с тем мне вдруг захотелось обнять ее, защитить от всего мира и от нее самой. Я понял, что я снова мужчина, – перемена произошла в то мгновение, когда я ее увидел. А может быть, это случилось и раньше, просто я этого не заметил; граница между двумя моими сущностями была намного более размытой, чем я когда-либо представлял.

Стек быстро перевела взгляд с Каппи на меня, затем сказала:

– Да… оставайтесь здесь, поговорите. Мы с Рашидом сами можем расспросить возможного свидетеля.

Эмбрун был еще младенцем, когда Стек покинула поселок. Она не могла знать, кем он стал.

Теггери бросил на меня умоляющий взгляд, но лорд уже направился к двери, жестом предлагая ему возглавить процессию.

– Проводи нас к этому свидетелю, будь добр. Эмбрун, говоришь? Надеюсь, ему можно доверять?

Мэр откашлялся.

– Наверное, мне стоит рассказать вам про нашего Эмбруна, – пробормотал он.

Теггери продолжал что-то говорить, пока Лучезарный и Стек выходили следом за ним из зала. Мы с Каппи остались одни.

Она снова переоделась в женскую одежду – простое летнее платье, легкое и свободное. Возможно, семья Каппи убедила ее не шокировать поселок своим видом, а может быть, она уже была сыта по горло моим «неумением скрывать свои чувства», когда я таращился на ее тело в вырезе мужской рубашки.

«Или не исключено, – подумал я, – что внутри ее женского тела сидит мужской дух, который прячется под женской маской».

От этой мысли мне стало не по себе – не оттого, что это могло быть правдой, но оттого, что мне не составило труда вообразить, будто Каппи пытается обманывать других.

Она сделала несколько шагов навстречу, потом остановилась и неожиданно окинула взглядом картины, пыльные экспонаты, банки с пеплом еретиков.

– Следовало бы сжечь этот дом, – пробормотала она.

– Это мемориал Патриарха! Даже если тебе не нравится что-то из его деяний, следует все же уважать историю.

– А что может мне нравиться? – Она приподняла одну из банок и встряхнула. Легкие серые хлопья внутри закружились, словно снежинки. – Рашид наверняка будет разочарован, поговорив с Эмбруном.

Я был рад, что она сменила тему, – у меня не было никакого желания спорить насчет Патриарха, к тому же Каппи явно боялась перейти к сути дела, так же как и я.

– Рашид расследует убийство просто из интереса, – сказал я. – Тайна, которую он действительно хочет разгадать, – это Тобер-Коув. Господин Ворон и Госпожа Чайка. Как все это происходит. Понимаешь, о чем я?

Она кивнула.

– Возможно, Патриарх был в чем-то прав, когда начал сжигать ученых. – Она снова встряхнула банку. – С тех пор как появился Лучезарный, я вижу поселок глазами постороннего, и все это кажется каким-то… нескладным. Словно мы сами все сочинили и лишь притворяемся, что верим в то, что говорим. Боги, Гнездовье… Боюсь, он добьется своего и найдет объяснение всему тому, что делает нас особенными, не такими как все.

– Лорд ничего не сможет объяснить, – сказал я. – До Патриарха в поселке бывали и другие ученые. Они тоже хвастались своими познаниями, пытались лезть в чужие дела, но так и ушли ни с чем.

– Никто из этих ученых не был Лучезарным. – Каппи перевернула банку вверх дном и некоторое время наблюдала, как пепел осыпается вниз, словно песок в песочных часах. – Ты же знаешь, что у Рашида куда больше возможностей, чем у любого обычного ученого.

– И все же что он может узнать? То, как мы меняем пол, – дело богов. Верно?

Она не ответила.

– Верно, Каппи? – повторил я. Помолчав, она вздохнула.

– Фуллин, тебе и в самом деле следовало бы стать жрицей. И служителем Патриарха заодно. Ты куда более верующий, чем я. В любом случае, задавай, пожалуйста, поменьше вопросов.

– Думаешь, Рашид может что-то выяснить?

– Я думаю, что тебя воспитывал южанин, Фуллин. Мягкосердечный южанин, который не хотел вмешиваться в дела тоберов и из кожи вон лез, чтобы не бросить тень сомнения на их богов.

– А тебя воспитывал твой отец, у которого куча всевозможных странных идей, которые он называет философией.

– Верно. – Она поставила банку с прахом назад на полку. – Но я хотела бы поговорить не об этом.

– Гм… – Я почувствовал, как у меня по коже побежали мурашки при мысли о том, что может произойти в последующие несколько минут. – Ладно… Слушаю тебя.