Верю - Руслан Агишев Страница 58

Сказал он то, чего от него никто и ожидать не мог. Слово «бояться» никак и никем не ассоциировалось с Вяземским. В глазах остальных он был незыблемой скалой, которой можно было подпереть целое небо. Люди затаили дыхание, ожидая, что прозвучит дальше.

— Да, да, други, мне страшно. Так страшно, что в душе все переворачивает, — боярин рванул тесный ворот, с мясом отрывая золотые пуговицы. — На наших глазах империя рушится. Все, что создали наши предки, сыпется, словно возведенное из песка. Думаете, преувеличиваю? Пугаю? Может просто старый дурак?! Ха-ха-ха, — старым вороном закаркал Вяземский, что выглядело отнюдь не смешно, а жутко.

Он говорил о божественной сути власти, о неимоверной ответственности правителя перед собой и своими поданными. Все его замысловатые словесные конструкции, живые примеры и экскурс в историю вели лишь к одному тезису — император недостоин своей власти.

— …Более лживого и жадного до власти человека империя еще не знала! Вы уже слышали про его покровительство своему будущему зятю, отъявленному преступнику и жестокому злодею! Слышали про его мечты порушить наши боярские права! Но вы не знаете главного…

В воздухе застыла тишина. Все ждали продолжения. О чем говорил Вяземский? Что он хотел сказать? О чем?

— …Император разрабатывает специальное оружие против магов. Сегодня было испытание этого оружия. Думаю, многие на себе почувствовали последствия этого испытания.

На лицах бояр застыли гримасы крайнего удивления. Естественно, почти каждый из них, четыре — пять часов назад почувствовал странное недомогание, списанное на явления природы. Оказалось же, этот феномен был обусловлен страшной и злонамеренной волей.

— Пользуясь своим правом на неповиновение недостойному правителю, я объявляю — этот человек больше не мой император! Я все сказал, — громко произнес Вяземский и, стуча каблуками сапог, сошел с трибуны.

В полном молчании аудитории он прошел к выходу из амфитеатра. Едва его фигура покинула зал, как внутри все взорвалось гулом голосом. Кричали, орали, хрипели, стучали посохами, топали ногами. На задних рядах кто-то даже сцепился со своими соседями, не в силах согласиться с мнением друг друга.

В какой-то момент шум и гам разорвал требовательный рев электрической сирены, быстро установивший тишину в огромном помещении. Старейший член Боярской Думы высоко поднял руку, привлекая внимание собравшихся бояр.

— Господа урожденные бояре! Прошу вашего внимания! Только что получено важное сообщение! — скрипучим, но на удивление сильным и громким, голосом проговорил раскрасневшийся старик. — Внимание! Боярин Михаил Андреевич Вяземский…

Едва прозвучало имя боярина, многие начали недоуменно вертеть головами. Не понимали, к чему снова поминать имя Вяземского. Ведь, он только что выступал и сказал все, что хотел донести до них. Однако, прозвучавшее дальше для большинства бояр, да и для абсолютного большинства жителей империи, было фантастическим откровением.

— … объявил о своих правах на трон Российской империи! Согласно опубликованным сегодня документам, род Вяземских сто лет назад был первым в очереди наследования…

За несколько часов до начала событий, описанных в предыдущей главе…

Управляемая ракета с инфракрасной головкой самонаведения попала в хвост теряющего управления самолета и сразу же взорвалась, разнося заднюю часть воздушного судна на мелкие части. Бельского, стоявшего у порога пилотской кабины, от удара бросило на приборную панель со всей силы приложило головой об обзорное стекло.

Остатки самолета закружились в неуправляемом падении, продолжая и дальше разваливаться на части. Из его разорванного брюха, словно из погибшего животного, вываливались остатки-внутренности самолета — переломанные кресла, части пластиковых панелей, вырванные маски от системы жизнеобеспечения, разные вещи пассажиров, скрюченные тела. Покрывшееся сетью трещин обзорное стекло не выдержало потрясений и разлетелось, выбрасывая на воздух и Алексея.

— А-а-а-а-а-а-а! — орал тот, слыша лишь свист в ушах. — А-а-а-а-а! Квазар, сука, вытаскивая меня! А-а-а-а-а-а! Где ты, гад?!

Куда там. Ори — не ори, маши руками — не маши, рыдай — не рыдай, все было бесполезно. Сверху, справа и слева от него простиралось лишь бескрайнее небо, на которое, к сожалению, как на земную твердь, было не опереться. Земная поверхности располагалась далеко-далеко внизу. Проглядывались раскинувшиеся внизу крошечные квадратики полей, ленты дорог и огромное зеленое пятно национального парка.

— А-а-а-а-а-а! Падла! — рычал парень, понимая неизбежное. — А-а-а-а-а-а!

Понимание скорой страшной смерти совсем не означало ее принятия. Бушевало сознание парня, корежило молодое тело. Страх смерти буквально сводил с ума, приводя его в дикий ужас и заставляя это чувствовать каждой своей клеткой.

Смерть! Это смерть! Небытие! Ноль, зеро! На него обрушился водопад яростных эмоций, смывавший все на своем пути.

Бешено пульсировал магический источник, из маленького огонька превращаясь в невообразимой силы огненный смерч. Нараставший поток эмоций с каждой секундой умножал эту силу, все сильнее и сильнее разгоняя колебания источника.

Больше не было пределов. Организм, не желая принимать неизбежное, сносил все границы, высвобождал все ресурсы. Это неосознанное желание, пронизывающее все и вся, подстегивало магический источник ещё сильнее, ещё яростнее. И могла ли эта форма, ограниченная хрупкими границами человеческого тела, существовать дальше в неизменном виде? Нет! Тысячу раз нет! Ведь один из Законов Мироздания гласит: нет ничего неизменного, ибо все изменяется.

Тогда случилось то, чему еще не было названия! Этому еще не придумали определения, ибо это было невиданной, запредельной фантастикой! Возможно, старый ученый, что именно сейчас летел к земле в виде обезображенного куска человеческой плоти, смог бы что-то рассказать, пояснить по этому поводу. Ведь он больше двадцати лет работал над теорией, что могла бы объяснить это. Какая ирония… Долгие годы высказываемые им мысли осмеивали и нередко предавали анафеме в научном сообществе. В уважаемых журналах печатались разгромные статьи, в которых метры от науки подробно разбирали приводимые им аргументы и не оставляли от них камня на камне. В научных центрах, куда он обращался со своей теорией, ему давали отворот поворот. Кто в здравой памяти согласится работать с тем, кто высказывает настолько крамольные идеи?! Нужно было быть полностью сумасшедшим, чтобы даже задумываться таком! Подумать только, он утверждал, что магия — есть искусственное творение! Как он, вообще, мог решиться на такое?!

Погибший же был в шаге того, чтобы увидеть величайший феномен этого мира — Переход. Именно так он называл его в своих записях, считая переходом из одного состояния в другое. Образно сравнивал с явлением, имеющим место в природе — рождением прекрасной бабочки из уродливой куколки. Нечто похоже имело место и здесь, считал он. Только, рассуждая о Переходе, ученый мерил его ограниченной меркой человеческой жизни, даже не думая заглядывать глубже и дальше. На самом деле, все было еще более грандиозно, чем представлялось ему в своих самых смелых фантазиях. Происходящее в полукилометре от земли действо было не просто Переходом, не просто преображением. Оно было качественным скачком с одной ступени эволюции на другой, превращение еще человека в нечто большее…