Люди полной луны - Александр Экштейн Страница 59

Медперсонал больницы считал дни посещений днями Божьего наказания. Хронические больные в эти дни возбуждались и начинали плести всякую ахинею, подкрепленную немотивированными поступками, излечивающиеся «белогорячники» напивались, потому что кто-нибудь обязательно приносил им во время посещения спиртное. Уследить за этим было почти невозможно. В таких случаях, когда обнаруживался пьяный «белогорячник», Мурад Версалиевич выходил к его родственникам и говорил на прощание:

— Надеюсь, что вы не забудете приносить и цветы на могилу усопшему, как не забываете приносить ему в больницу водку.

Из-за спины главврача сразу же появлялся лейтенант, подверженный блочному психозу, и обращался к нему:

— Разрешите уничтожить противника, комбат?

На этом все и заканчивалось. «Противник» самоуничтожался, исчезал вдали, быстрым шагом покидая территорию больницы.

— Какой вы смелый, лейтенант! — порхала вокруг больного офицера влюбленная в него Екатерина Семеновна Хрущ.

— Комбат, я ликвидирую эту тетку?

— Нет, она нужна нам в этой операции, — строго обрывал лейтенанта Мурад Версалиевич.

— Ясно! — сникал исполнительный служака.

— Что вы такое говорите? — обижалась Екатерина Семеновна.

Но в этот весенний день в загородной психиатрической больнице посещение выдалось необычным. К десяти утра сюда должны были прибыть представители администрации и культуры города Таганрога, чиновники областного Союза художников, сопровождающие двух итальянцев, одного американца и трех экспертов французского Лувра. В этот день с пяти часов утра санитары начали производить генеральную уборку всей больницы, водить больных, попалатно, в баню и переодевать в Новые, подаренные Самвелом Тер-Огонесяном, красно-зеленые атласные пижамы. Мурад Версалиевич прибыл в больницу к семи утра. В хрустящем белоснежном халате, в сопровождении такой же хрустящей и белоснежной Екатерины Семеновны, он сделал незапланированный и придирчивый обход своих владений. Весь медперсонал волновался. Такого в истории больницы еще не было.

В десять часов утра делегация международной богемы и местной администрации вошла в вестибюль больницы, и сразу же иностранцы восхищенно закивали головами и зацокали языками, а местная власть горделиво вскинула вверх подбородки. На выкрашенной в синий казенный цвет стене вестибюля висели две картины, написанные Леней Светлогоровым. Одна представляла собой абсолютно белый квадрат, обрамленный в золоченую рамку, и называлась «Черный квадрат К. Малевича — вид сзади».

А на другой, такой же квадратной и обрамленной в золоченую рамку, был изображен таганрогский яхт-клуб, кусочек Азовского моря и небольшой участок Пушкинской набережной. Картину ровно посередине делила на две половины, сверху вниз, черная полоса, и картина называлась «Черный квадрат К. Малевича — в профиль».

Рядом с картонами стоял скромно потупившийся виновник торжества Леня Светлогоров, одетый в новенькую атласную, не как у всех, черно-серебристую пижаму. Рядом с ним в смокинге, с гладко причесанными волосами, победным носом и видом стоял великолепный Самвел Тер-Огонесян, а с другой стороны, в модифицированном под современность миди-хитоне «Афродита», с вплетенной в волосы рубиново-жемчужной ниткой, словно обращенная в плоть эротическая фантазия, стояла Глория Ренатовна Выщух, и иностранцы, не переставая восхищенно кивать головами и цокать языками, смотрели на нее.

Начальник отдела аналитических инсинуаций ФСБ Тарас Веточкин позвонил полковнику Хромову:

— Давай встретимся, возникла проблема.

— Неужели у вас на Лубянке опять бухгалтерию обворовали? — удивился Хромов. — Я вам давно советовал сменить внутри здания навесные замки врезными, а навесные вешайте на дверях подъездов, сколько можно их проволокой закручивать?

— Все гораздо серьезнее, Леонид Максимович, — отказался от шуток Веточкин. — ЧП, можно сказать.

— Когда и где?

— У Стефана Искры через час, я его туда отвез.

Московское начало апреля в корне отличается от такого же начала в Таганроге. Во-первых, еще ничего не ясно, а во-вторых, полно снега. Апрельская Москва — абсолютно нездоровое место, горожанам чаще всего и в голову не придет расстаться с теплой одеждой. Им иногда даже в мае это не приходит в голову. Поэтому москвичам был непонятен человек, который шел в сторону Генеральной прокуратуры от станции метро «Охотный ряд» в странной, хотя и достаточно дорогой одежде. Человек был зрелого возраста, высокого роста и спортивной выправки, с черным раскрытым зонтом в одной руке и портфелем из желтой кожи в другой. На глазах у него были солнцезащитные очки «Сахара». Апрельский ветер распределял вдоль улицы очередную порцию снежной крупы, неожиданно вывалившейся с пасмурного неба. Мужчина с зонтом и портфелем был одет в черный пиджак от костюма, то есть верхняя часть туловища у него была классической: белая рубашка, строгий галстук, шляпа «клерк из Сити». Странности начинались ниже: австралийские, песочного цвета, шорты, белые гольфы и летние сандалии «я в отпуске». Милиция хотя и нервно вздрагивала при виде мужчины, но все-таки не останавливала его. Во-первых, мало ли что, Москва всегда была с чудинкой, а во-вторых, у мужчины было такое солидное, даже властное выражение лица, что патрульные невольно думали: «Черт разберешь это начальство», — и проходили мимо. Тарас Веточкин, матерясь в душе, ехал к зданию Совета Федерации, когда увидел вышагивающее по пешеходной дорожке «чудо в перьях». Узнал он его мгновенно. Миронов нисколько не изменился с их последней встречи. Веточкин мигнул задними подфарниками и остановился, отлично понимая, что сзади сразу же образуется затор из автомобилей, значительная часть которых была с проблесковыми маячками.

Миронов недоуменно, с высокомерием английского джентльмена, остановился и оглянулся, тотчас же сменяя высокомерие на радостный возглас:

— Здравствуй, Тарас!

— Здравствуй, здравствуй, прокурор пришибленный.

Веточкин торопливо схватил Миронова за руку и потащил к машине, ибо вся улица уже наполнилась звуками клаксонов, требующими движения.

— Куда ты меня тащишь? — удивился Миронов, едва поспевая за Веточкиным. — Мне к Генеральному нужно.

— Ага, щас, — сердито сказал Тарас, запихивая Миронова в салон. — Алкаш таганрогский, только у Генерального прокурора тебя и не видели

Он с силой захлопнул двери, от потрясения не обратив внимания, что срубил дверцей верх зонта, который Миронов пытался в незакрытом виде втянуть в салон. Веточкин быстро сел за руль и тронулся с места. Проехав порядочное расстояние, чтобы успокоиться, он заехал на стоянку и уже там, обернувшись к Миронову, спросил:

— На знойную Москву приехал посмотреть?

Миронов сидел на заднем сиденье, выпрямив спину и держа трость погибшего зонта, словно солдат карабин во время торжественного парада.

— Да черт его знает, — вдруг сник он, — как я здесь оказался. У меня после падения в кабинете Самсонова, нашего главы УВД, все перепуталось.