Берсеркер: Слепая ярость - Фред Томас Саберхаген Страница 59

Гаврилов, устав от постоянных намеков Гифта, наконец сказал ему:

— Мы летим в место, которое называется Раем.

Нифти на мгновение задумался.

— Никогда не слышал о таком.

Мартин промолчал.

— Может быть, у него есть другое имя?

Гаврилов покачал головой.

— Рай… Это мы так его называем.

Теперь головой покачал Гифт. Он был недоволен.

— Вы что, хотите совершить петлю и доставить меня обратно на Юхао? Какой-то хитрый маневр?

— Нет. Никакого маневра. Говоря о Рае, я имею в виду не погоду.

Ничего другого у него выудить не удалось.

В конце концов Гифт убедился, что новые друзья помогают ему дезертировать отнюдь не по доброте душевной.

Объясняя свое решение, Гифт сказал:

— Я выполнил свой долг. Пусть теперь немного постреляют другие.

— Ты говорил, что Космические Силы хотят поручить тебе кабинетную работу.

— Да. Во всяком случае, так мне обещали.

И Флауэр, и Гаврилов понимали, что Нифти боится берсеркеров, но не осуждали его за это. Они и сами их боялись, но по-своему. Так, как некоторые люди боятся бога. Но все боги Вселенной знали, что берсеркеры страшили Нифти куда сильнее. Однако Флауэр считала, что понимает Нифти лучше, чем он сам. Она убеждала себя, что Гифт не хочет сражаться с ее любимыми машинами по идейным соображениям.

Часы проходили и складывались в дни. Корабль продолжал лететь на автопилоте, стремясь к пункту назначения, введенному Гавриловым. Юхао исчезла с голографического экрана еще несколько дней назад (Гифт был единственным, кто удосуживался смотреть на нее), вначале превратившись в голубое пятнышко, напоминавшее Землю, а после очередного долгого прыжка в подпространство и вовсе испарившись.

Флауэр изо дня в день слонялась по каютам, занимаясь разными случайными делами, но большей частью развлекаясь играми. Казалось, девушка счастлива и горда, что имеет дело с дезертиром Гифтом. И в то же время она нервничала.

Гифт, не зная, что придумать, пытался по-дружески выведать у нее информацию.

— Расскажи мне о планете, на которую мы летим. Даже если не можешь назвать ее настоящего имени.

Флауэр заколебалась.

— Ты была там раньше? — спросил Нифти.

— Нет, но… я знаю о ней.

— Что ты знаешь?

Последовала пауза.

— Ну… не так уж много.

— А Гаврилов? Похоже, он уже бывал там.

— О да!

— Он рассказывал об этом?

— Нет… вообще-то нет.

Гифту оставалось только махнуть рукой.

За несколько веков соларианцы основали на своем скромном участке Млечного Пути сотни колоний. Гифт не мог перечислить их все; многие оставались для него всего лишь названием. Но некоторые планеты имели прочные связи с Изначальным Миром. Нифти вспомнил пару-другую, пытаясь угадать пункт, известный только Гаврилову. То, что корабль был мал для межзвездных перелетов, ничего не значило; никакой корабль не нес (и не мог нести) столько энергии, сколько ее требовалось для такого путешествия. Двигатели настоящих межзвездников черпали энергию из космоса.

— Почему ты ничего не говоришь мне? — допытывался он.

— Потому что я обещала это Учителю.

Гифт все больше и больше склонялся к мысли, что существует некая планета, некий континент или хотя бы некий остров, где могут скрыться дезертиры и где не слишком чтут Космические Силы и армию вообще.

Однако приходилось напоминать себе, что надо быть реалистом. Рая не существует, что бы там ни говорили всякие энтузиасты. Наверняка у этой планеты есть свои недостатки. Эти чокнутые, их еще более чокнутый Учитель и его спонсоры не пожалели истратить целое состояние, чтобы притащить его туда. Разве что Гаврилов все равно собирался совершить это путешествие.

Поскольку больше ничто не привлекало интереса Гифта, он все сильнее настаивал, чтобы ему сказали, куда они летят. Почему они ничего не говорят даже теперь?

Траскелук, к собственному удивлению, ощущал, что он с удовольствием отказался бы от отпуска, сел на какой-нибудь корабль-носитель и полетел в бой. Но долг чести не позволял и думать об этом.

По крайней мере, до сих пор.

Если бы ему позволили пожертвовать отпуском, а медики признали физически годным, сейчас он мог бы заняться работой, к которой готовился. Он получил квалификацию стрелка и оператора контрполей и работал со специальной аппаратурой, нейтрализовавшей силовые поля противника. Как и в каждой специальности члена команды, оборудование помогало добиться скорости, в то время как органический мозг, работавший на два порядка медленнее, принимал стратегические решения.

Черт бы побрал Нифти Гифта, помешавшего ему пойти в честный бой! У Траска появилась еще одна причина ненавидеть этого ублюдка.

* * *

Траскелук раздумывал, не послать ли отцу и деду послание с намеком на то, что он собирается сделать положенное. Нет, рисковать нельзя. Это может насторожить службу безопасности или Гифта. Когда все будет кончено и дед с отцом узнают, что он сделал, появится время успокоить их.

Во-первых, для Траскелука было важно не обвинить Гифта понапрасну. Надо было дать человеку шанс оправдаться. Тяжело мстить человеку, если остаются какие-то сомнения в его виновности.

Траскелук вспомнил о Гифте, когда лежал на больничной койке и отходил от наркоза: Поэтому никого не удивляла его замедленная реакция на рассказы о герое Нифти.

— Гифт доложил, что корабль погиб со всей командой и что уцелел он один.

Траскелук широко открыл глаза, сделал паузу, а потом ответил:

— Так вы говорите, Нифти Гифт уцелел?

— О да. С ним все хорошо. Кажется, отправился домой в отпуск. Во время опроса он рассказал, что сначала вас было трое, что вы покинули корабль и пытались добраться до курьера. Но потом раздался залп, и он остался единственным, кто сумел это сделать. Вам бы надо встретиться.

— Да. Надо бы.

Дебриферы должны были бы обратить внимание на то, что рассказы Траскелука и Гифта существенно отличались друг от друга. Но опрос проводили разные люди, и не из-за просчета руководства. Просто таков был порядок. Определять нестыковки было делом более высокого начальства.

Расскажи Траскелук правду, начальство тут же заподозрило бы Гифта в том, что тот сбежал, бросив товарищей. Но Седрик ни в чем не обвинял своего товарища.

Когда его начинали спрашивать о том, что делал во время катастрофы Гифт, Траскелук неизменно заявлял, что плохо помнит последние минуты боя. После этого опрашивающие начинали проверять работу его мозга, а потом пожимали плечами.