Чудо - Владимир Алексеев Страница 6

Довольно скоро на нашем столе появились все составляющие региональной гастрономической роскоши, и Борис Андреевич быстро захмелел и еще больше повеселел. Я пытался предостеречь его от необдуманного поведения, но мои предостережения мгновенно таяли в бурлящем котле его набирающего обороты пира духа. Наконец шеф впал в обычное для него состояние алкогольного экстаза и начал бросать косые воровские взгляды на окружающих. Он уже был готов встать и пойти к соседнему столу, но случилось неожиданное.

– Боря, я знаю, что люди твоей профессии не разговаривают с народом, – начал Писатель, – но представь, каким бы ты был чудесным проповедником.

– Хм, – издал неопределенного смысла звук Борис Андреевич.

– Только подумай, каким ты можешь быть чудесным оратором. Да что уж там, сам Гитлер бы позавидовал. Если бы, конечно, услышал твою речь.

– Да, пожалуй, – мурлыкнул шеф, – я, конечно…

– Ну, так почему бы тебе не попробовать? Ты посмотри, где мы. Тут на каждом углу сегодня проповедники и бродячие мессии. Тебя даже не примут за сумасшедшего.

– Попробовать? – удивился шеф. – Прямо сейчас? – Он еще раз, но как-то по-новому осмотрелся. – Да, надо попробовать, конечно, – добавил он нерешительно.

– Давай, Боря. Не дрейфь! Ты ж Цицерон во плоти.

– Ну, я не знаю.

– Посмотри, все располагает к проповеди. Эти жаждущие глаза, пустые и лишенные идеи, глаза людей, прозябающих в неведении, униженных своей ограниченностью. Им нужно твое слово, они должны прозреть и увидеть мир по-новому.

– Борис Андреевич, – попытался я слегка его урезонить, – возможно, это не лучшая идея. Здесь могут быть люди из столицы. Вообще, без подготовки и в таком… – Я осекся.

Мои слова, к несчастью, возымели прямо противоположное действие. Я почти физически почувствовал, как внутри шефа поднялось желание бичевать иллюзии.

В центре заведения было место для тамады. Там по пятницам, как нам объяснили, исполняли танец живота. Борис Андреевич сначала направился туда, но потом заметил винтовую лестницу, предпочел расположиться на ней и уселся там, будто пастырь на большом камне в окружении агнцев. Он не снизошел до объяснений, что к чему, не подготовил собравшихся и сразу начал с главного.

– Короли древности, – выдал он с претензией на внимание и особым упором на свое превосходство в голосе.

Я решил, что это конец. Мне стало как-то совсем неуютно.

– Короли древности ходят среди нас в телах обычных людей. Кровь императоров, своими руками создавших этот мир, бурлит в потомках. Сегодня, – сказал он и важно поднял палец, – все мы как бы равны друг другу, но так ли это на самом деле? Ответьте! Так ли это? Равны ли мы?! Титаны и рабы, боги и твари?

Никто не решался ответить, но по рядам прошел шепот.

– Нет. Мы не равны, – развенчал шеф. – Истинный император, генетический наследник великого прошлого, выглядит, как все, ходит, как все, ест, как все, но он не такой, как все. Он таит в себе потенциал и силу предвечного младенца. Стоит только разбудить его, и он придет и поднимет меч! Или крест! Но это одно и то же!

Речь Бориса Андреевича, судя по всему, производила эффект. Хотя больший эффект, конечно, производил он сам. Он говорил так уверенно и безапелляционно, что я невольно ловил себя на мысли, что соглашаюсь с ним, хотя совсем не понимаю, ни о чем он на самом деле говорит, ни к чему клонит. Еще я пытался понять, говорит ли он серьезно или играет, но игру внутри игры очень сложно отличить от бреда пьяного интеллектуала или от истинных мыслей глубокого человека. Люди часто выдают одно за другое, на всякий случай.

– Тысячи лет! Тысячи лет короли и императоры направляли энергию народов на что?

Снова никто не решился дать ответ.

– На войну. На благородное убийство. Тысячи лет они переносили границы мира, как хотели. Границы этих империй были границами могущества этих самых сверхлюдей? Физические границы их власти.

Он помолчал, переводя дух, и потом почти закричал:

– А мы? Мы?! Что мы делаем? К чему мы идем? Как не стыдно быть теми, кто мы есть?! Уже сотню лет границы неподвижны. Они стоят, как вкопанные. Но это ведь не так. Они давно изменились! Но как? По-тен-ци-аль-но! Потенциально границы сейчас совсем в другом месте, а силы, которые должны были их перенести, ушли на дру-го-е. Воля была потрачена на то, чтобы изменить нас самих. И эта воля, именно она… создала чудо.

Кто-то, кажется, начал кивать. Машинально, неосознанно или впрямь соглашаясь. Сложно было не согласиться с тем, что так преподнесено, тем более Борис Андреевич обладал способностью соглашаться сам с собой. И другим этого уже не требовалось делать. Весь фокус был не в словах, а в интонациях, я бы даже сказал, порывах речи и движениях тела. Его вдохновение заражало, и люди, внешне расслабленные, застигнутые в момент праздности, сопереживали с ним как бы тайно, пряча это друг от друга, на каком-то глубоком подсознательном уровне, где его образ соединялся с архетипом жреца, кудесника, юродивого…

– Поэтому, именно поэтому, а не почему-то еще все вы собрались здесь. Вы почувствовали эту волю, которая вырвалась наружу и готова поглотить или одарить каждого. Всех, кто слаб. Всех нищих духом. Что? Что это, я спрашиваю, за сила раздвинула землю? Что за сила привлекла всех сюда? Христос? Магомед? Авраам? Будда? Ануннаки? Что за коварное божество поселилось тут? Не знаете? А я знаю! Я лишу вас иллюзий! Нет божества, нет сатиров и демонов, все и всегда есть промысел Его! Человека, цена которому – тысячи, миллионы, сонмы жизней!

Официанты давно перестали обслуживать посетителей и стояли в проходе. Мне пришлось подойти сначала к менеджеру ресторана, который собрался куда-то звонить, а затем попросить нескольких людей в зале перестать снимать происходящее, но не успел я подойти к последнему, как произошло следующее. Один из людей за столом внезапно подавился и начал задыхаться, а шеф, недолго думая, молниеносно оказался рядом и ловким движением обнял его сзади, приподнял и несколько раз мощно сдавил его грудь, держа покорное тело на весу. Удивительно, но никто не пытался его остановить. Еще больше меня удивило, что манипуляции шефа над несчастным возымели действие и попавший под его горячую руку пациент перестал задыхаться. Тогда шеф посадил его на место, положил ему руки на плечи и по-отечески заметил:

– Мой месопотамский предок учил вас «глаз за глаз и зуб за зуб»! Помните это, когда тьма поглотит Землю. Ничего не меняется, и все по-новому. Нам нужны новые заповеди. Грядет новая эпоха, и вы должны следовать только одному правилу. – Он вознес руки к люстре. – Шер нунус нантар. Нангин урубад.

Я оглядел зал и с ужасом понял, что изъять все видеозаписи уже просто не получится. Возможно, часть из них уже попала в социальные сети и стремительно собирает просмотры, перепосты и прочие знаки общественного внимания.

– Теперь вы все слышали. Имеющий уши…

С этими словами он как-то отстраненно погладил спасенного по голове, затем нежно улыбнулся, всех перекрестил и торжественно, заставляя официантов расступиться, удалился. За стол он, конечно, не вернулся. Писатель довольно улыбнулся и начал аплодировать, еще несколько человек последовали его примеру. Я последовал за шефом. Было ли это выступление продумано? Оценивал ли он последствия? Являлось ли это частью стратегии и плана Б, выбросом гения или минутной слабостью, а быть может, ахиллесовой пятой старого тщеславного алкоголика – я не знал. Но я точно знал одно. Что бы это ни было сегодня, завтра оно станет частью плана. Так было всегда, и каждый новый день приносил что-то свое, что-то новое, что уже было частью его стратегии и уже учитывалось в его изощренной предиктивной картине мира, которую видел только он сам, так ярко и так отчетливо.