Закон войны - Дмитрий Силлов Страница 6

На том месте, где была застава, теперь бушевало море огня и дыма. Для того, чтобы снести несколько невзрачных зданий, хватило бы и одной десятой того огненного ада. Но немцы народ педантичный, привыкший все делать качественно, с гарантией. Поэтому артподготовка продолжалась еще ровно полчаса, и лишь после этого наши уши обволокла мягкая тишина.

Которая продолжалась недолго…

Почти сразу мы услышали звуки далеких разрывов на востоке, частых, словно там работало несколько пулеметов величиной с дом. Это бомбардировщики планомерно уничтожали аэродромы с не успевшими взлететь самолетами, гаражи со стоящей в них военной техникой и казармы с так и не проснувшимися бойцами…

А потом чрез границу двинулись они – навстречу восходящему солнцу. Самоуверенные, с засученными рукавами, с винтовками в руках и белозубыми улыбками на лицах. Фюрер обещал им блицкриг, молниеносную войну, где они бы так же легко прогулялись по России, как по Парижу, заполучив во владение огромные территории и целые толпы послушных рабов. И вот они уже идут по этой земле, перепаханной артиллерией, и рассматривают первые трупы, изуродованные снарядами. Эх, капитан Арсентьев, зря ты меня не послушался…

Все это я видел в бинокль, который нашелся в одном из грузовиков – тех, что сейчас стояли в лесу, тщательно замаскированные ветвями деревьев. До немцев, осторожно вышагивающих между воронками, было еще приличное расстояние. Пусть подойдут поближе…

– Да что же это? – раздался сбоку от меня звонкий крик. – Как же так? Это какое-то недоразумение! Немецкие товарищи ошиблись…

Орал уже хорошо знакомый мне рядовой Сапрыкин, которому я, сделав два быстрых шага, с ходу нанес короткий удар кулаком в челюсть.

Солдат, не ожидавший подобного, рухнул на спину, выронив винтовку. И, глядя на меня глазами, полными ненависти, прошипел, вытирая рукавом кровь с разбитой губы:

– Вы не имеете права! Я комсомолец…

– Гнида ты, а не комсомолец, – равнодушно сказал я. После чего вытащил из нагрудного кармана гимнастерки листок с доносом, смял его в кулаке и швырнул Сапрыкину в лицо.

Ударившись о щеку солдата, бумажка упала на землю, под ноги сержанту Иванову. Ветеран поднял ее, развернул, пробежался глазами по тексту… и даже не изменился в лице. Вот это самообладание! Не каждый может так держать себя в руках, читая фактически смертный приговор. А этот лишь усмехнулся, расправил листок, сложил его вчетверо и спрятал за пазуху:

– Хорошая бумажка, – сказал. – Сгодится на самокрутки.

И направился к закопанному броневику, бросив через плечо:

– Ну что, я в башню, к сорокапятке. Командуй, командир.

Я понимал: не у всех бойцов такие нервы и такой опыт, как у сержанта Иванова. Сейчас пограничники в шоке от увиденного, и от того, как поведу себя я, зависит дальнейшая судьба этих людей.

И я сделал то, что должен был сделать.

– Товарищи, – негромко сказал я. – Это война. Немецко-фашистские войска напали на нашу Родину. Вы видели, что они сделали с заставой и с теми, кто на ней остался. И единственное, что мы можем сделать сейчас, – это отомстить за погибших.

Я не мастер мотивирующих речей. Но в подобной ситуации растерянным людям нужен кто-то, кто пусть коряво, но объяснит, что произошло и что нужно делать.

И, кажется, я все сказал так, как надо.

Пограничники, которые минуту назад стояли, словно громом пораженные, вдруг стали совершенно другими людьми.

Сосредоточенными.

Напряженными.

И очень злыми.

– А я гансам никогда не доверял, – сказал крепкий пограничник, хрустнув огромными кулаками. – Они в мировую войну деда моего в крепости Осовец хлором задушили. Подлая атака была. Такая же, как сейчас. Спасибо тебе, командир, что дал возможность за деда поквитаться.

Я кивнул, а про себя слегка порадовался. Второй боец назвал меня командиром, и никто это не оспорил, даже Сапрыкин, который, утерев кровь с лица, подобрал винтовку и направился к укрытию, которое мы наскоро соорудили на краю леса.

Копать ростовые окопы времени не было, поэтому мы соорудили нечто вроде бруствера для стрельбы лежа, замаскировав его ветками. Можно было, конечно, в лесу спрятаться и стрелять из-за деревьев, но я боялся, что крупной щепой народ посечет не хуже, чем осколками, да и падающие стволы тоже штука неприятная. Потому лес остался за нашими спинами, делая нас невидимыми на его темном фоне.

До поры до времени, разумеется.

А между тем время настало…

Немцев было много. Очень много. Полк как минимум шел через наш участок границы. И техника – тоже. С виду немецкие танки начала войны выглядели не особо серьезно. Далеко не «тигры» и не «пантеры», которые летом сорок первого существовали лишь на черновых чертежах.

Но их, этих небольших и маневренных танков, перло через границу около трех десятков, что для моего небольшого отряда было более чем достаточно.

Правда, было одно но…

Поняв, что гипотетический противник уничтожен и сопротивления не предвидится, танковая лавина, объехав воронки, потихоньку перестроилась в походную колонну, которая двинулась по дороге, ведущей на восток. Хорошая такая дорога, грунтовая, правильная. Российская. Двум танкам на ней никак не разъехаться. Справа заболоченная местность, с камышами и лягушками. А слева, метрах в четырехстах, собственно, наш лес, отделенный от дороги широкой полосой грязи, через которую мы еле пробрались с нашей техникой – и то лишь потому, что пограничники хорошо знали местность.

В отличие от немцев.

– Артиллеристы, приготовиться, – скомандовал я. – Первое орудие по первой машине, второе и третье по замыкающей, бронебойными – огонь!

Первым орудием я обозвал сорокапятимиллиметровую пушку, торчащую из башни закопанного броневика. Вторым и третьим – две «сорокапятки» по бокам от него.

Все орудия рявкнули почти синхронно… и получилось так себе.

Один снаряд улетел в белый свет как в копеечку, второй сорвал гусеницу у первого танка, а третий… Третий просто раскололся о броню замыкающего, не причинив ему никакого вреда.

– Перезарядка бронебойными, – заорал я. – Огонь из всех орудий по замыкающей машине! Пехота, огонь по противнику!

На этот раз получилось лучше. Замыкающий танк с торчащими из башни двумя пулеметами вздрогнул, поймав в тушку три бронебойных, – и полыхнул огнем. Нормально. И еще неплохо бойцы по пехоте отработали.

У нас в распоряжении помимо «мосинок» было три пехотных пулемета Дегтярева, которые застрочили разом.

И весьма результативно.

Фрицы шли не таясь, в полный рост. Идеальные мишени. И когда сообразили, что происходит, по ним пулеметчики уже по половине диска отработали, нехило так накосив вражьей силы. Десятка три, не меньше, рухнули на советскую землю, пятная ее кровью и корчась от немыслимой боли. Остальные залегли, но помогло это мало – сейчас они были как на ладони, плюс деморализованы, что позволило пограничникам отправить в Край вечной войны еще примерно столько же, пока враги наконец сообразили, откуда стреляют, и открыли ответный огонь.