Дорога волка - Ричард Ламберт Страница 6

Ветер шептался с каменными стенами.

Я долго лежал, не думая ни о чем. Я видел комод, сгусток темноты. Одеяло было бледным. Оно пахло не как моё – затхло. Простыни были мягче, чем дома, но не в хорошем смысле, а будто бы они вот-вот рассыплются от ветхости.

За коттеджем вдалеке слышался неясный звук воды. Бесконечный, глубокий, холодный шёпот. Дом прислушивался ко мне так же, как я к нему.

По главной дороге проехала машина и растворилась вдалеке, оставляя позади дом, бегущую по горе воду и… что-то ещё.

Там было что-то ещё.

Я напрягся. Потом зло отбросил одеяло и подошёл к окну. Темнота.

Я пересёк комнату и открыл дверь тишине. Послушав немного, я вышел к лестнице. Неясный стук слышался из одной из нижних комнат. Я походил по лестничной площадке и медленно спустился вниз. Через кружок неровного стекла над входной дверью светила луна. Она чуть освещала коридор и стоявшие, словно копья, зонты и трости. За открытой дверью в гостиную было темно. Я повернулся к кухне. Стук слышался оттуда. Я медленно вошёл. Не стук. Звук капель. Мама вновь висела на ремнях безопасности. Я крепко закрыл кран.

Тишина.

Послышалась ещё одна машина. Казалось, ей понадобилась вечность, чтобы добраться до конца переулка. Наконец она проехала мимо, и когда исчезла, коттедж, гора и поток показались более реальными.

Внезапно я понял: оно всё ещё тут, то, что я почувствовал наверху.

Я отпер замок на задней двери и открыл её. Пустой сад. Я вышел босиком на ледяной бетон.

Изморозь покрыла траву. Деревья стояли мрачно и недвижимо. Я поёжился.

А потом что-то выступило из тьмы.

Я вбежал внутрь, захлопнул дверь, запер её, пронёсся через коттедж и схватил из корзины трость.

Затем отступил в гостиную, в кресло. Поджал колени, закутался в плед и замер, слушая тишину.

* * *

Я не знал, что это было. Я отвернулся прежде, чем увидел. Я не хотел видеть. Но был уверен, что это то, чего здесь не должно было быть.

* * *

– Хочешь чашку чая?

Бабушка отдёрнула занавески в гостиной и повернулась ко мне в бледном утреннем свете.

Из-под розовой ночнушки, которая выглядела как полотенце, торчали щетинистые ноги в белых носках. Она вышла, и я встал. От холода всё занемело. Трость-дубинка упала на пол. Я подошёл к окну.

За окном виднелась овальная лужайка, окружённая лесом. Лес протягивал к ней свои пальцы, будто бы пытаясь коснуться краешка, но там были забор и поле, плавно поднимавшееся к подножью горы.

Коттедж был развёрнут к горе не прямо, а под углом, так что он смотрел ещё и на долину. Гора вздымалась высоко и почти вертикально, её нижнюю часть покрывал коричневый папоротник. Над ним были полянки с клевером, выше – трава, пробивающаяся между осыпей, и, на самом верху, зазубренный хребет, который тянулся вдоль долины. Из-за гладкости травы и зазубренного позвоночника она была похожа на чьё-то тело. Кое-где гранитно-серые камни стояли аккуратными блоками. Наклонив голову, я видел, как слева длинный хребет сворачивается внутрь, и получается складка. Наверное, оттуда вытекала белая вода, которую я заметил прошлой ночью.

В дальнем конце сада, на заборном столбе, сидел ворон, большой и блестящий, его клюв изгибался, как зуб дракона. Он взлетел в небо и пролетел над пустым полем.

* * *

Суетящаяся в свете кухни бабушка выглядела странно. Её седые волосы торчали как у мультяшного персонажа, который только что получил разряд тока. Лицо опухло, губы поникли. Рот у неё был похож на мамин, с такими же полными губами. Две вертикальные морщины пересекали лицо от уголков рта и до подбородка.

Гриль шипел.

Она положила на стол пачку масла, подошла к раковине и задумчиво уставилась в окно, наклонив голову, как мама.

– Я договорилась со школой, мы сейчас отправимся туда, – сказала она, выпрямляясь и глядя на меня.

Я вздрогнул. Если мне нужно было куда-то отправляться, то только в постель.

– Я плохо себя чувствую.

– Что с тобой?

– Меня тошнит.

– Так съешь что-нибудь.

Она принесла два тоста и положила их на пачку масла, грохнула на стол тарелки и ножи.

– Мне сначала нужно разобрать вещи.

– Разберёшь их, когда вернёмся.

Она взяла тост и намазала его маслом.

– У нас встреча с директором в полдень.

Я хотел сказать, что не поеду, и уже открыл было рот, но она наклонила голову и снова задумалась, как мама. Как будто в ней жил мамин призрак.

* * *

– Мы будем делать это каждый раз, когда нужно сесть в машину, Лукас?

Я стоял у двери коттеджа, глядя на Фиат. Бабушка ждала меня у водительской двери, держа в руках ключи. Яркая помада на губах, волосы аккуратно причёсаны. Она надела строгую шерстяную куртку и толстые чулки, которые скрыли её щетинистые ноги.

– Да, – ответил я.

– О, так ты говорить умеешь?

Дом она уже заперла, а ключа у меня не было, так что идти некуда, разве что в горы. Туда я идти не хотел.

– Торопись, у нас назначена встреча, и я не хочу из-за тебя опоздать.

– Но там должен быть я. Так что без меня ты не поедешь.

– Именно, – она открыла дверь машины. – Так что полезай.

Я рассердился на её мутную логику, а она села в машину и распахнула пассажирскую дверь.

Я залез внутрь.

Она несколько раз медленно повернула руль, а затем тронулась на слишком больших оборотах двигателя, что не внушало мне уверенности. Что-то в кармане мешало мне. Белый камень. Мамин.

Мы переехали закрытую решёткой канаву и на второй передаче выползли по проезду меж деревьев навстречу утру.

– Ты собираешься таскать это с собой? – спросила бабушка, указывая глазами на камень.

Я положил его в карман и бросил на неё очередной свирепый взгляд.

– Лицо попроще, – сказала бабушка, паркуясь.

Она вылезла. Я, помедлив, вылез тоже.

Школа стояла у склона под главной дорогой. Её как будто построили из нескольких бетонно-стеклянных коробок, слепленных вместе. Через стеклянный вход было видно просторный вестибюль и балкончик над ним. В кабинете со стеклянными стенами шёл урок. Я сунул руку в карман, чтобы почувствовать холодную тяжесть камня, и сжал его так, что почувствовал кости своей ладони.

* * *

– Мы зачислим тебя в одиннадцатый «Ф», класс мисс Эндрюс. Она уже назначила тебе проводника на первые несколько дней.

Директор, мистер Бонд, был лыс. Когда он говорил, то время от времени, откидываясь в кресле, прикрывал свой лысый череп широкой рукой и приглаживал утраченные волосы. Он делал это как-то нарочито. Я никак не мог понять этот жест.